И замер где-то у берега, запоздало накатившая волна плавно покачнула, разгладилась...я плыву в елее твоего созерцания, и вода — не слёзы более... Опять моторка — теперь уже не с тарахтением, с завыванием настигающая.
— Отменно держитесь на воде! Вы изумительно пластичны.
Персей свешивается с кормы; матовые плечи и голубой бортик лодки, сверкание плёса под солнцем, нестерпимое для глаза, а волна завораживающе приподнимает, укачивает.
— Чтобы вам не пачкать ноги тиной, пожалуйте к нам — доставим вас к причалу. Ваши вещи я прихватил.
Наглость, заслуживающая оплеухи.
— Верните-ка!
— И вы возложите их на ваши роскошные волосы и поплывёте — нимфа с узлом на голове.
Она ухватилась за бортик, рывком выбросила тело из воды, потянулась рукой к свёрнутому платью на скамье — он приподнял её, и она очутилась в лодке: взвыл мотор, крен, от неожиданности она неуклюже валится набок. Сконфуженность вместо ярости, и его обезоруживающая улыбка, и резко-повелительное, с мгновенно ожесточившимся лицом:
— Лежать! Не двигаться!
Еле подавленный взвизг. И вдруг он хохочет — где тут самой удержаться от смеха...
— Приготовились к худшему — признайтесь? Попасть в объятия пирата... Увы, приключение кончается — причал.
Открывшийся за поворотом луг со стогами, люди возле опрокинутой лодки, настил на воде и великолепный сенбернар на настиле — белоснежная грудь, светло-коричневый с шоколадным бок и белая лепёха вокруг глаза... она не может оторвать взгляда от собаки, пока человек у штурвала выруливает к причалу, толчок, и вдруг она замечает: сенбернаром она любуется вместе с Персеем, плечом к плечу.
— Ажан, это наша гостья.
Огромный пёс со щенячьи глупым выражением на морде уморительно тяжко подскакивает — она вся вздрагивает от хохота, разметавшиеся волосы застилают глаза.
— Какой ты милаха, Ажан! Эта наивная морда! Эта лепёшка!.. Восхитительно!
— Не правда ли, классический окрас? Истый представитель своей породы.
Под руку с ним она ступает на причал.
— Бесподобный окрас! Я бы его написала... вместе с его отражением в воде... да, обязательно с отражением!
— Так вы художница? О-оо... Я бываю на выставках — фамилию нельзя узнать?
Выражение тонкой иронии на лице викинга, и спешащие к ним люди, и услужливо-негромкое из моторки:
— Далмат Олегович, так я за рыбой?
И властно, без поворота головы, брошенное:
— Да!
И повторённое подбежавшими его имя, отчество, а пёс вдруг тыкается влажным носом в её колено, и она сквозь смех выговаривает:
— Щастная.
— Частная?
— Не Частная и не Счастная, а — а щи! — Щастная, прошу не путать... — они оба хохочут, его рука легонько придерживает её локоть, подбежавшие — двое парней и пожилой симпатичный дядька — восхищённо смотрят на неё, а Ажан, вдруг взбрыкнувшись, боком валится на её бедро: она едва удерживается на ногах, подхваченная Далматом Олеговичем.
— Вы не казачка?
— Донская.
— А я — кубанский! Моя фамилия — Касопов. На Кубани стоит маленькое старинное селение Касопы. Искажённое слово “касоги”. Так звались древние предки казаков. Не верьте, что мы произошли от беглых расейских холопов.
— Ну, если вы настаиваете...
— Я настаиваю, — он шутливо нахмурился, — чтобы вы назвали ваше имя.
— Разочарую вас. Ничего касожского в нём нет. Алина Власовна, всего-навсего.
Всего-навсего? Алина — поэтичное имя, простота и плавность, чуток меланхолии, а Влас — это от Велеса, языческого бога: наверняка обитает в здешних местах, притворяясь, скажем, пастухом, а его русалки выдают себя за заезжих художниц — кстати, маринисток или пейзажисток? Ах, всего помаленьку!.. И чем же она пишет — маслом? А-а, предпочитает акварель! И пастель тоже? Интересно... Нет-нет, он не художник, но чувствует призвание мецената. Кто по роду занятий? Распорядитель, так сказать.