Маме приходилось и лицемерить как многим в те времена. Как-то она взяла меня с собой на собрание (профсоюзное?), где ей нужно было выступить с речью от своего цеха. Содержание речи я, конечно, не помню. Было это уже после смерти Сталина, но у власти в Азербайджане все еще находился такой же ирод местного разлива: Багиров. Как сейчас помню: в конце выступления мама воскликнула: «Да здравствует верный продолжатель дела Ленина-Сталина Мир Джафар Багиров!» И все закричали «Ура!» Я потом спросил ее, зачем она это кричала, если Сталин и Багиров сволочи. Наверно, мама что-то ответила, но ответа не помню.
Книг у нас в то время было немного Отчетливо помню тонкую, в оранжевой обложке, «Повесть о корейском мальчике» эту книжку мама мне читала, когда пыталась заставить меня хоть что-нибудь поесть. А еще была десятитомная «Малая Советская Энциклопедия», издание конца двадцатых годов. Я ее внимательно рассматривал, еще не умея читать, привлекали фотографии, карты, рисунки. Много было заклеенных мест. Крепко заклеенных синяя плотная бумага на столярном клее. Заклеенных так, что отодрать можно было только вместе с книжным листом. Долгое время я не знал, что это означало, отец на мои вопросы не отвечал, и только после ХХ съезда я понял, что на заклеенных местах находились статьи о «врагах народа», репрессированных уже после выхода в свет Энциклопедии.
* * *
В день похорон Сталина занятий в школе не было, и я стоял в почетном карауле в вестибюле музея, там возвышалась большая скульптура, и венков было столько, что всё было ими завалено, а стены увешаны венками до самого потолка.
Музей Сталина, где работал отец, был огромен. Перед входом возвышалась огромная статуя вождя. А в вестибюле стоял черный мраморный монумент Сталин и Ленин в Горках. Три этажа экспозиции картины, документы, фотографии, макеты, предметы быта. Было на что смотреть. Проводя каждый день в музее, экспозицию я знал, конечно, наизусть. Отец занимался оформлением документов и фотографий делал паспарту, рамки и так далее. Отлично помню запах столярного клея, плитки этого клея, которые отец варил в специальной печке Помню буфет музея, где мы покупали на обед бутерброды и кефир (точнее, грузинское мацони, похоже на кефир, но вкуснее).
Каждый день в музей приносили или присылали подарки, предназначенные Вождю: огромные, ручной работы, ковры с изображением Сталина, хрустальные вазы, различные самоделки. В Москву это добро, конечно, не отправляли. Все подарки хранили в специальном помещении в подвале, и экспозиция этого «музея», куда никого не допускали, постоянно пополнялась.
Когда Сталин умер, венками завалили весь вестибюль, венками были увешаны все стены. Вестибюль был высокий в три этажа, до потолка и были венки, стен не было видно. Помню, как в час дня завыли трубы всех заводов на разные голоса, и всё крагом замерло. Это в Москве начались похороны.
До ХХ съезда в музее все оставалось по-прежнему. Только подарки Сталину перестали приносить. После ХХ съезда музей начали срочно менять. Первым делом сбросили монумент Сталину перед музеем высотой он был с четырехэтажный дом, камень ломали несколько дней, а пустой постамент стоит до сих пор. Потом дошла очередь до экспозиции, и у отца появилась масса работы надо было все документы менять, убирать документы с именем Сталина и выставлять все, что касалось Ленина. Но это еще ладно, документов в запасниках было достаточно. А что делать с картинами и скульптурами, которых было много в каждом зале? Это были, в основном, огромные полотна: средний размер метра три на четыре. «Сталин на заводе Коммунаров», «Сталин в колхозе», «Сталин в Кремле» и Сталин где угодно. Сотни картин! Бакинские художники прекрасно на этом зарабатывали. И тогда их опять призвали. К тому же, там были картины не только со Сталиным, но с Берия, Кагановичем, Маленковым, Молотовым А они уже успели стать врагами народа Все картины переписали. Не целиком, конечно только лица. Вместо Сталина появлялся Ленин «Ленин на заводе Коммунаров» и так далее. Вместо толстого Маленкова рисовали толстого Хрущева, из Кагановича делали Булганина и так далее. А потом расстреляли Багирова, местного Сталина, его изображения тоже переделывали. Художники обогатились по второму разу, причем очень быстро ведь все делали в спешке после съезда, месяца за три всю экспозицию поменяли!
А что делать с подарками? Хранить это добро уже не нужно было, и ковры с хрустальными вазами стали дарить работникам музея на дни рождения, к выходу на пенсию, к праздникам Так у нас дома появились несколько хрустальных ваз пару мама тут же выбросила, потому что на хрустале были портреты вождя. Но штуки три еще долго стояли, пока не побились. С коврами было хуже почти все они были огромными, и почти на всех были портреты вождя. Кто повесил бы такой ковер у себя дома при всей любви бакинцев к коврам на полу и стенах? Два хороших небольших ковра подарили и отцу. Долго они висели у нас на стене в большой комнате, но со временем выцвели, работа оказалась не такой уж качественной. К восьмидесятым годам мама их выбросила, вида у них уже не было, да и выбивать из ковров пыль никто не хотел