Хорошо, это не вы а все-таки как вы видите автора, кто он? раздался голос слева, ближе к Лебедеву.
Смотрите на угол зрения этого человека, увлекся я, даже перестав мямлить и жевать слова. Он не боится все это сказать, хотя и назвался псевдонимом. То есть боится, но не внутренне. Получается, он достаточно высокопоставлен. И его не очень волнует сухопутная армия, а только флот. Если не принадлежит к верхушке флота, то где-то близко к ней, но как-то чуть сбоку, потому что не то чтобы не критичен, но говорит без надрыва, что ли. Итак, старше сорока, моряк, в чинах, был или есть в Порт-Артуре, причем в штабе командующего. Вот, примерно так.
А в чем-то убедительно, не правда ли? раздался слева голос да, Перепелкина. После чего обладатель голоса сделал замечательную штуку он как бы посмеялся, но со сжатыми губами, получилось что-то вроде короткого беззвучного плача.
И все вздохнули, и кто-то пошел выпить, и заговорили все одновременно и обо всем, оставив меня в покое. Раздавалось отовсюду:
А что вы хотите да, мы срываемся и ругаемся без толку и не разобравшись. Потому что когда лучшие люди, институтки и прочие, шлют телеграммы японскому императору с пожеланиями ему победы воля ваша, но это уж
Простой вопрос: кто начал войну? Кто на кого напал? Мы, что ли, атаковали японцев? Так вот, спросите их они не знают, кто напал, или им все равно.
Хорошо, а вот извольте цитату: «Патриотизм есть пережиток варварского времени. Мы должны желать уменьшения нашего государства, ослабления его и всеми силами содействовать этому».
Вот-вот
Автора, автора! Он кто?
Не догадались? Лев Толстой, русский писатель. От горшка два вершка и борода до пояса.
Тут раздался всеобщий хохот. Похоже, здешние люди относились к графу Толстому примерно так же, как и я.
Госпожа Рузская, у вас муж в Порт-Артуре. А если его поставить напротив этого писателя
Господа, мой муж человек со спокойными нервами, и у него много других дел
Пятнадцать узлов для «Донского» это вы хватили. Только если рассердится. Но какая разница, если вся эскадра идет по последнему инвалиду, то есть девять узлов. А японские миноносцы, заметим, дают двадцать пять. Круги могут нарезать вокруг, как Тузик.
А паруса вы забыли? Господин сочинитель
А, со мной уже разговаривают я точно победил.
Господин сочинитель, вы на новых кораблях эскадры видели такие реи и снасти, как у «Донского»? А я скажу почему. Потому что дословно «для увеличения автономности» корабль хранит, изволите ли видеть, полную фрегатскую парусность, и идея была опять цитирую что «прибегали бы к углю лишь в случае крайней необходимости». Вы на паруснике, господин Немоляев. А лет ему уже двадцать пять. А срок его службы был двадцать.
Ну мы же Брандвахта
Простите? удивился я.
Вы знаете нашего адмирала? тихо объяснил мне подобревший Кнюпфер. У Рожественского для каждого корабля есть кличка. «Сисой» у него Инвалид, «Светлана» Горничная. А мы Брандвахта. Это то есть такой корабль, что годится только на караульную службу в гавани. И наше место в кильватере, если вы заметили последнее.
Тут из левого угла раздалось тихое «видите ли, как».
И все смолкли разом.
Господин Немоляев, продолжал звучать в этой тишине голос Лебедева, думаю, с вами сегодня пытались поступить как-то сурово. А вы наш гость, и кто-то чуть о том не забыл. Но раз уж вы выдержали это испытание сами, мое вмешательство было не нужно. А бронированный крейсер первого ранга «Дмитрий Донской» боевой корабль эскадры. Вот так.
Я быстро окинул взглядом все лица, ища знакомые усмешки в усах. И не обнаружил ни одной.
И подумал: кем нужно быть для того, чтобы тебя вот так слушали?
А вот теперь уже просто нужно было выпить, к примеру, водки.
Несу, не сомневайтесь, сказал всей компании незнакомый мне лейтенант, приближаясь к растопыренной трубе граммофона с пачкой пластинок в руке. Свинство, мадам и господа, на «Аскольде», помнится, у нас один лейтенант был с виолончелью вообразите. Да и сейчас на эскадре есть певцы, а адмирал на «Суворове» без духового оркестра за стол не садится
Предупредительный кашель раздается откуда-то из командирского угла.
А тут некому потрогать пианино за клавиши, стоит и пропадает, только лишь граммофон.
Но недовольные смолкли, когда из медного цветка трубы и из далеких мест и времен донесся перелив звуков.
Рузская с любопытством склонила голову, блеснув жемчужными серьгами, потом соприкоснулась плечом с Блохиным, что-то ему рассказывая. Лебедев замер, дым его сигары шел вверх тонкой неподвижной струей. А потом вдруг все опять заговорили одновременно.
И так дальше у нас в кают-компании и повелось в какой-то момент начиналась вот эта музыка, этот торжественный полонез, шествие, путь. И это под нее шли через тяжелые волны корабли, мигая друг другу огнями потерявшийся где-то впереди флагман и его семья мощных броненосцев, неуклюжие транспорты, стройная красавица «Аврора», все, все на юг, а потом на северо-восток, неся за собой громадное облако дыма.
И так дальше у нас в кают-компании и повелось в какой-то момент начиналась вот эта музыка, этот торжественный полонез, шествие, путь. И это под нее шли через тяжелые волны корабли, мигая друг другу огнями потерявшийся где-то впереди флагман и его семья мощных броненосцев, неуклюжие транспорты, стройная красавица «Аврора», все, все на юг, а потом на северо-восток, неся за собой громадное облако дыма.