У ферна Ландерстерга сейчас совещание, мы не сможем с ним связаться.
Вам не нужно с ним связываться.
И мне не нужно было.
Достаточно того, что я пообщаюсь со своей семьей в комфортной обстановке и не буду волноваться.
После слов «не буду волноваться» волноваться начали мергхандары. Волновались они недолго, волевым усилием того, кто у них тут главный, было принято решение запустить меня в кабинет, поскольку тут нет никакой конфиденциальной информации. Здесь по большому счету только мебель, даже ноутбука нет (Торн забрал его с собой).
Дочка, мне бы не хотелось, чтобы наш разговор начинался так. Отец шагает ко мне, но я качаю головой.
Мне бы не хотелось первое, чтобы ты называл меня дочкой, и, второе, чтобы этот разговор продлился дольше, чем я узнаю все о своей матери. Всю правду, разумеется. Я смотрю на него в упор. А не то, чем ты пичкал нас с Даргелом долгие годы.
Лаура! Это уже Даргел.
Я перевожу взгляд на него, и больше он почему-то ничего не говорит. Не знаю, это магия торновского кабинета, или я окончательно приморозилась, но у меня действительно нет ни малейшего желания растягивать общение с Юргарном Хэдфенгером. Все, что мне нужно, это правда.
Отец намек понимает, потому что отходит и садится во второе кресло, рядом с братом. Я смотрю на него.
Когда мы с твоей матерью только поженились, у нас не всегда были удачные времена. Иногда получалось так, что денег хватало только на аренду квартиры и все самое необходимое, иногда
К делу, комментирую я, и больше уже никто не удивляется.
Самый нелегкий период начался в тот момент, когда Даргел был маленьким. Его нужно было отдавать в садик, чтобы мы оба могли работать, но у нас не было на это средств. Несколько раз мы приглашали няню, но ее услуги тоже нужно было оплачивать, а моя практика провисала по всем фронтам, поэтому твоя мать согласилась на клинические испытания экспериментального препарата. Это были закрытые исследования в центре, финансируемом правительством.
Чьим? уточняю я.
Ферверна. Предположительно.
Ключевое слово предположительно.
Как бы там ни было, мы согласились, потому что иначе нам было только ехать в Рагран или оставаться без денег с маленьким ребенком на руках.
Я перевожу взгляд на Даргела: он на меня не смотрит. Сейчас брат настолько отстраненный, что кажется, его вообще здесь нет, но он слишком здесь, так же как и я. Слишком глубоко в себе, чтобы показывать что-то, кроме этой пустой маски, за которой может скрываться все, что угодно.
Я позволил ей пойти на этот эксперимент, Лаура, но не было потом ни дня, чтобы я не чтобы я не сожалел о том, что случилось.
Я не отвечаю, и отцу не остается ничего другого, кроме как продолжить:
Сам исследовательский центр был огромный и очень современный. Возможно, именно поэтому я и согласился. Не знаю. Мне казалось, в таком центре работают передовые специалисты. Оррис записалась на этот проект, но она не знала, что уже беременна. Они, вероятно, узнали сразу, но нам ничего не сказали. Когда она узнала, было уже поздно половина курса уже прошла. Мы были в шоке. И я, и она мы Он развел руками. Сам проект свернули через два месяца, но у Оррис начались осложнения. Она начала задыхаться, падала в обмороки, у нее было критическое понижение и повышение температуры при том, что, когда все это заканчивалось, анализы не показывали ничего необычного. Как будто что-то в ее крови появлялось и исчезало. Снова и снова. Раз за разом.
Мне сложно в это поверить. Мне настолько сложно в это поверить, что временами хочется его остановить и сказать, чтобы он не молол чушь потому что это больше напоминает сюжет фантастического триллера. Тем не менее я сейчас представляю свою маму свою маму, так светло улыбающуюся на фото, которой через все это пришлось пройти, и хочется кричать. Наорать на этого человека, который позволил своей жене пройти через клинические испытания непонятно чего, а потом что потом?
Нам говорили, что нужны дополнительные обследования, но дополнительные обследования тоже ничего не дали. Рассказать о проекте, в котором Оррис принимала участие, мы не могли потому что иначе потеряли бы все деньги, по условиям контракта мы не имели права разглашать информацию, а потом все прекратилось. Все прекратилось и было нормально до самого дня родов. До той минуты, пока нам не сказали, что ты ее убиваешь. И тогда она ответила: спасайте мою дочь.
Я убрала руки со стола и сжала их на коленях. Иногда чувства это не то, что поддается контролю, но, если я случайно отморожу что-нибудь отцу, с этим я смогу жить. А вот если зацепит Даргела вряд ли.
У Оррис началось сильное кровотечение, его удалось остановить, ее отправили на операцию, но из-под наркоза она так и не вышла. Какое-то время мы еще надеялись я надеялся. А потом раздался звонок. Мне предложили забрать ее из городской клиники и перевести в частную, где содержать ее будут за счет исследовательской компании. Сказали, что для всех ей придется умереть, но что они сделают все, чтобы она пришла в себя.
И ты согласился. Голос Даргела прозвучал так, что даже я вздрогнула.