Я откинул одеяло. На мне не было ничего. Где мои трусы? Я прошлепал по полу и открыл шкаф. Там нашелся знакомый халат, внизу тапочки. Плюнув, я пошел искать туалет. Обнаружил его за сдвижной дверью в углу. Унитаз непривычной формы край спереди приподнят, биде (!) и душевая кабина. Явно меньше той, где я мылся вчера. Туалетной бумаги не наблюдается. Ну, так биде
В душевой кабине нашлось мыло не кусок, а флакон с этикеткой. На ней голая женщина растирала пену по телу. Наверху обнаружилась трубочка. Надавив на флакон, получил капельку жидкости. Из стены торчал кран. Я включил воду и растер каплю в ладонях. Она дала пену. Я пустил душ и намылил тело. Сполоснувшись, включил фен. Осмотрел кабину. В угловом шкафчике обнаружил незнакомый предмет в форме буквы «Г». Длинная сторона представляла собой ручку, на коротко нашлась круглая щеточка с дырочкой посреди. Чистить зубы, если правильно понимаю. Только как? Кнопки не было. Я сжал ручку. В центре щетки показался гель, а затем она завертелась. Я воткнул ее в рот и прошелся по зубам. Щетка чистила мягко, но вполне сильно. Я открыл кран и прополоскал рот. В нем остался вкус незнакомый, но приятный.
Чисто вымытый, я вернулся в комнату. Облачился в халат с тапками и уселся на стул. Пожрать бы. Кормить меня не спешили. Попросить самому? Я сходил к двери. Заперто. Постучать? Могут не понять. Тетки тут на махач резкие. Я вернулся к столу и осмотрел стены. На одной обнаружился плоский экран. Телевизор или средство коммуникации? Под экраном обнаружились значки. Я потыкал в них пальцем. После третьего тыка экран ожил. Я увидел стол и каких-то типов за ним. Позади красовалась заставка. Типы вещали, обращаясь к зрителю. Телевизор Лучше б средство для связи. Но чего нет, того нет.
Я сел и уставился на экран. Звука не было. Наверное, стоило поискать, но лень было вставать. Я разглядывал картинку. Явно студия. За столом женщина и мужчина. Он какой-то дохляк. У нее лицо молодого Шварценеггера, крупный подбородок и широкие плечи. Смотрит орлом Странная пара. «Шварценеггер» закончила говорить, на экране пошел видеоряд. Камера показала теток в мундирах. Они разглядывали стальные плиты. В тех красовались неровные, с оплавленными краями дырки. К теткам подскочила репортерша с микрофоном. Одна из теток заулыбалась и стала что-то вещать. Выглядела она довольной.
На экране вновь появилась студия. Ведущий что-то восторженно сказал, студия исчезла, и я увидал роботов. Здоровенные, они шли в ряд по полю. Вот они замерли, протянув руки-манипуляторы. На концах их вспыхнуло пламя, и вперед понеслись ослепительно-белые молнии
Я умею анализировать информацию. Потому работаю в банке третий год. До меня рекорд пребывания в этой должности составлял два месяца. Большинству хватало и одного.
Это была не Земля. На земле нет таких роботов, и они не бьют молниями. Кинофильмы можно не считать. На экране шел репортаж. Отстрелявшись, «роботы» встали на краю поля. На их спинах отворились дверцы, из них выскочили женщины в мундирах. Они встали у машин, как танкисты возле танков. Появились виденные мной тетки. Улыбаясь, они хлопали «танкисток» по плечам. Подбежала репортер, и «танкистки» забухтели в микрофон. Ясно что. Мы тут ух! Самые крутые. Врежем гадам, чтоб им мало не казалось!
Репортажи продолжались. Везде были женщины: в машинах, у каких-то приборов с неизвестными инструментами. Лишь однажды показали мужчин. Это был завод «роботов», мужики собирали их. «Роботы» плыли по конвейеру, а в конце в них залезали операторы непременно женщины, и куда-то угоняли.
Сомневаться больше не приходилось: это другой мир. Минска мне видать. Не зайти в свою квартиру, не лечь на любимый диван. Меня будут искать. Оборвут телефон, а потом кого-то пришлют. Дверь, конечно, не откроют. Заявление в милицию, вскрытие квартиры, протокол Розыскное дело, через год признание умершим. Был Влад и кончился
Накатило горе. У меня отняли родителей и друзей. У меня нет дома и работы. Не видать мне Ирочки. Вместо них здоровенные тетки и их гребаный мир с «роботами»
Я сидел так долго. Наконец, вытер слезы. Хватить ныть! Я жив и здоров. Мог погибнуть, но уцелел. Прекращаем пускать нюни! Я мужчина или чмо? Было хуже. Срочную службу я начинал я в Печах[3]. С «молодых» там тянули деньги. Я платить отказался стыдно было просить у родителей. Меня пробовали «воспитать». Заставляли отжиматься в противогазе, гнобили в нарядах, потом стали бить. Я впал в отчаяние, приходили мысли о самоубийстве. Но однажды я сказал себе: «Хватит! Пойду под суд, но гадов урою!» Когда сержант в очередной раз ударил меня, то получил в ответ. Прибежал прапорщик и огреб следом. Меня потащили к командиру части. Тот стал стращать судом.
Открывайте дело! согласился я. Я о многом расскажу. Как тут вымогают деньги у солдат, как их бьют и издеваются. Кто и зачем это покрывает. Будет интересно.
Открывайте дело! согласился я. Я о многом расскажу. Как тут вымогают деньги у солдат, как их бьют и издеваются. Кто и зачем это покрывает. Будет интересно.