Извините настойчиво, но по-прежнему вежливо возразил голос за дверью. Мне поручили срочно сопроводить вас, дело не терпит отлагательства. Возможно, в скором времени придется покинуть корабль.
Одновременно с его последним словом судовая машина стихла.
«Вот же попадалово, ругнулся я про себя. Этого еще не хватало. Но ладно, как раз разузнаю, куда мы направляемся, да проясню ситуацию в целом. Не могу же я постоянно сидеть в каюте»
Сейчас
Покрутил в руках пистолет, немного поколебался и сунул его сзади за пояс, прикрыв жилетом. Потом вдел ноги в полуботинки и открыл дверь.
Что случилось?..
Стоявший на пороге плотный кудрявый парень в затертой матросской форменке приветливо улыбнулся, а затем от души врезал обмотанной тряпкой трубой прямо мне по голове.
Несмотря на то что удар пришелся слегка вскользь, я не устоял ногах и рухнул как подкошенный на пол. Голова отчаянно кружилась, сильно тошнило, но каким-то чудом остался в сознании.
Шмонайте и вяжите этого ферта, как сквозь туман доносились уверенные команды. Каюту запереть, ключ сюда. Чтобы не было лишних базаров при дерибане. Живо, живо
Меня быстро, но небрежно охлопали, потом туго стянули чем-то руки, после чего хриплый прокуренный голос негромко доложился:
Готово, Мирон. Чистый аки младенец.
Рыжий, вяжи его и в кают-компанию к остальным, распорядился Мирон. Лютый, Панас, Петруха, вы со мной. Будем брать Шмуклеровича с его лярвой. Да тише, тише, идиоты, не топайте как бегемоты
Подъем, морда буржуйская, меня как пушинку за шиворот вздернули на ноги. Ужо отольются тебе слезки рабочего класса. Похлебаешь ртом дерьма вдосталь
Я благоразумно промолчал и, едва перебирая конечностями, побрел в направлении полученного в спину тычка. Морда буржуйская? Слезы рабочего класса? Как-то это неубедительно прозвучало. Переигрывает фраер, явно переигрывает. Тут дело пахнет банальным гоп-стопом. Но все равно, вот как это называется? И стоило огород городить с переносом в другую ипостась, чтобы тут же угробить обновленца руками негодующего пролетариата. Спасибо! От души благодарен. Сука, как чердак болит
Через десяток шагов я наконец немного пришел в себя и немедленно грохнулся на пол, чтобы глянуть, кто выступает за конвоира. И чуть не заорал в голос, когда провалившийся в кальсоны пистолет ткнул меня стволом в мужские причиндалы.
Чегой-то ты квелый какой-то в поле зрения появился весь бугрящийся мускулами коротышка с побитой оспой красной рожей и огненно-рыжими волосами. А ну вставай, буржуйская морда! Вставай, говорю, иначе получишь пулю в башку Рыжий больно ткнул меня стволом револьвера в скулу. Слышишь, что говорю?..
«Рамсы попутал, дырявый?! На кого клавиши щеришь, сявка?». Внутри меня плеснулась дикая ярость. Но тут же прошла. Не время и не место. Ничего, позже сочтемся.
Уже-уже бочком, стараясь, чтобы пистолет не вывалился из штанов, я встал на ноги.
То-то же! довольно реготнул конвоир и еще раз пнул меня. Шевели ходулями
Через несколько шагов мы подошли к трапу, ведущему на верхнюю палубу. А возле него наткнулись на двух парней, в такой же матросской робе, как у остальных представителей «пролетариата», конвоирующих здоровенного и широкого как шкаф мужика в длинном сюртуке купеческого типа. Заросший курчавой бородищей словно медведь, мужик был мертвецки пьян, едва стоял на ногах и люто благоухал ядреной смесью одеколона, спиртного и копченой колбасы с чесноком. Бородач выглядел настолько забавно и безобидно, что ему даже не стали связывать руки.
Геология это вам ик едва ворочая языком и грозно тараща глаза из-под кустистых бровей, вещал он. Это вам не хухры-мухры, а точная наука, епть! Неучи! А кто свидетельствует, что матушка Земля плоская еретики! Гореть им в геенне огненной! Прости мя, Господи! Боже, ца-а-аря хра-а-ни!!! закончив с «точной» наукой, затянул он и начал торжественно осенять всех крестными знамениями.
После некоторой заминки бородача все-таки протолкнули по трапу наверх, после чего, вместе со мной, наконец подвели к двустворчатой двери из красного дерева. Рядом стоял на посту длинный и нескладный, совсем юный матросик с какой-то архаичной фузеей у ноги.
Ага. Еще два буржуя, ломающимся баском довольно протянул он, большим ключом с замысловатой бородкой отпер амбарный замок и распутал цепь на ручках двери. А ну заходи, пережитки прошлого. И тихо мне. Услышу хоть словечко, пущу пулю в лоб не задумываясь!
Так их, Сява, так хохотнул рыжий и вслед за бородатым любителем геологии втолкнул меня в кают-компанию.
«Очередная хата, грустно подумал я, остановившись за порогом. М-да и в новой жизни не смог избежать. Видать, судьба такая. Ну что, сидельцы, принимай заслуженного арестанта»
Сидельцев в кают-компании оказалось ровно пятнадцать человек. Пятеро матросов разного возраста, шестой пожилой мужик с сильно разбитым лицом и в форменной морской тужурке, еще один помоложе, в такой же, только, судя по рантам на рукавах, рангом пониже, и восьмой носатый еврей с печальными как у Моисея глазами, в белой поварской куртке. Эти сидели в рядок на полу возле стены. Напротив расположилась закутанная в пуховую шаль очень важная с виду пышная матрона с пунцовым от злости брылястым лицом, а к ней прижимался козлобородый, сухонький мужичок в сюртуке и подштанниках. Рядом пристроился еще один дородный мужчина в шитом золотом бархатном халате, с расчесанной на пробор шикарной седой бородой. Завершали счет две девчушки, лет по пятнадцать возрастом, в ночных рубашках и хлюпающий носом мальчик вполовину младше. Эти жались, как цыплятки, к удивительно красивой даме с припухшими заплаканными глазами, одетой в роскошный пеньюар нежно-кремового цвета.