Потому как на сцену поднималась Любава.
Не обращая ни малейшего внимания на удивленный шепот из зала :– А она то чего? Вроде бы не совсем дурочка?.., – она опустилась на соседний стул.
У меня аж коленки затряслись нервной дрожью. Никогда она не находилась еще так близко. Я аж взмок весь.
– За‑ме‑ча‑тель‑но!!! – городской витал в облаках от счастья, – А теперь возьмитесь за руки. Так надо, герои мои, так надо. Этого требует наука. И закройте глаза.
– Прекратить опыт! Остановить самозванца! Не позволю безобразничать!
Клавка, держа в одной руке табуретку, двигалась к нам. А я только успел дотронуться трясущимися, разом вспотевшими ладонями до нежной кожи Любавы. И только, только ее рука сжала мою ладонь.
Первый мыслью было – кают лектору, но Клавка, запыхавшаяся, словно пробежавшая не один километр, ворвалась на сцену, откинула лектора в сторону и, бесцеремонно разорвав пожатия рук, вставила табуретку посредине наших стульев.
– Без меня не позволю.
Лектор попробовал слабо сопротивляться:
– Но позвольте, барышня…
– Я те щас дам, барышня. Делай то, за что деньги плачены…
Кто посмеет спорить с Клавкой?
А она тем временем брезгливо взяла ладонь Любавы и, предварительно окинув свирепым взглядом, мою.
– Ну что ж, – городской Обреченно вскинул руки, – Если вы настаиваете… Но замечу, что чистота эксперимента нарушена и я не отвечаю за результаты. Напоминаю: минуты через три после начала вы должны лишь только хлопнуть в ладоши и пожелать вернуться домой.
– А «барыню» тебе не сплясать? – Клавка в своем стиле, – Юморист несчастный.
Клавка хмыкнула. Да и я не очень то верил городскому. Все у него просто и легко. Несет чушь какую то… В ладони хлопать…
А залетный лектор стал творить совсем смешные вещи. Заставив нас закрыть глаза, он принялся прыгать по сцене и кричать во все горло странные слова. Про какие то турбулентность и сверхпроводимость.
Поначалу я ничего не чувствовал, акромя мощного Клавкиного рукопожатия, но… чуть погодя голова странно закружилась… Воздух вокруг меня стал сгущаться, задрожал и… вдруг обрушился на меня неимоверной массой, давя и подминая, выжимая из тела капли, похожие на кровь…
… Хотел кричать… Не мог… Хотел глаза открыть… Не дают… И телом не пошевелить… И воздуха не глотнуть… Смерть пришла… Последняя мысль… . А от Клавки избавился… А все‑таки жаль… Жизнь то…
Справедливое мое возмущение не возымело на корову‑лошадь, (если попроще, то «колоша») никакого действия.
«Колоша» развернулась ко мне задом, к горизонту передом, весело взбрыкнула и, подняв тучу пыли, галопом умчалась куда‑то в пески.