Эти катары, как я понял, ведут себя, как Троцкий или Дзержинский, что отрицали всякие компромиссы с буржуазным миром и предпочитали сгореть в огне пожара всемирной революции и сжечь весь мир, но не пойти, так сказать, на сделку с убеждениями.
Катары отрицают власть церкви и государства, для них закон — Священное Писание, ведь даже Новый Завет — создание Сатаны, катарам нельзя клясться, участвовать в войнах… Вообще то прекрасная позиция, кто спорит, очень принципиальная, но таких лучше держать в поэтах и кинорежиссерах, но не подпускать к рычагам власти. Церковь, которая сама еще совсем недавно с гневом и страстью обличала античный распутный мир, как вон сегодня ее обличают катары, сейчас у руля и ломает голову, как же лучше употребить эту власть в пользу человечеству.
Надо отдать ей должное, вовремя разглядела опасность и резко осудила альбигойцев, одновременно проведя в своих рядах чистку или даже зачистку, тем самым сводя обвинения альбигойцев на нет, а то попики уж слишком навострились пьяными по бабам, торговать индульгенциями, участвовать в оргиях.
Кадфаэль сказал грустно:
— Что делать, катары во многом правы, очень правы!.. Но так нападать на церковь — просто нечестно. Если принять установки катаров, то придется прикрыть монастырские школы, закрыть университет…
Я кивал: все верно, ереси строятся на обличении церкви, и все требуют строгости, очищения и закручивания гаек. А это значит, что церковь должна враждебно относиться отныне к зарождающейся науке и к новому искусству и уж ни в коей мере не покровительствовать им в собственных стенах, церковь должна отказаться от любого участия в светских делах… Может быть, по церковному Уставу и Программе Партии церкви это и соответствует букве Евангелия, но сам Бог не простит таких туповатых слуг, если не воспользуются полученной ими мощи на благо всех людёв.
Город все приближался, а Кадфаэль увлеченно рассказывал, что с альбигойцами за власть спорят павликане, их породил сам апостол Павел. Они отвергают Ветхий Завет и часть Нового, всех пророков и святых, церковь, духовенство, монашество и сами монастыри. Катары также осуждают все земное, призывают к аскетизму, обличают церковь… Есть еще вальденсы, эти утверждают, что всякий достойный человек может быть священником, неча быть отдельной социальной группой, и вообще долой церковь!
Есть болларды, договорил я молча про себя — это народные проповедники, что подготовили восстание Уота Тайлера, их проповедник Джон Болл боролся против всех привилегий церкви. Табориты больше известны как революционное крыло гуситов, что нанесло ряд поражений немецким крестоносцам, это воинственный плебс с лозунгом «Грабь награбленное церковью!». Так что я, несмотря на свою революцьённость, несмотря на симпатии ко всем, кто борется против «зажравшейся» церкви, все же не хочу жить при военном коммунизме. А именно к нему ведут все еретические учения таких самоотверженных чегевар и яногусов.
С высоты холма открылся незабываемый вид: два городка, Каталаун и Терц, на какое то время слились воедино в гигантский мегаполис, благодаря турнирному полю. Вокруг поля множество шатров рыцарей и знатных людей, лавки торговцев, походные кузницы и оружейные. Лошадники пригнали на продажу великолепных коней, явно не для работы в крестьянском хозяйстве: все крупные, с толстыми ногами, способными не только выдержать вес всадника в тяжелых доспехах, но и пойти вскачь. К этому Вавилону тянутся подводы с битой птицей, рыбой, хлебом и сыром, по дорогам гонят блеющих овец… ну здесь не римские легионеры, так что овцы не для «половых нужд армии», а на прокорм многих тысяч здоровых и не страдающих потерей аппетита горожан.
Я увидел турнирное поле и сразу вспомнил классическое описание из подлинной рукописи короля иерусалимского Рене д'Анжу: «Ристалища должны быть длиннее ширины на четверть, а ограда в вышину человеческого роста или в шесть с половиной футов, из крепкого дубового дерева и четырехугольных двойных свай; и те, и другие на вышину колена должны быть двойные.