— Этого мало, — сообщил я. — Здесь чувствуется экономическая составляющая. На турниры сколько народу съезжается? Участников с их оруженосцами и слугами, знатной публики, которую надо кормить, поить, устраивать на ночлег?.. Думаю, местные купцы в восторге. Это же какой приток денег в их карманы!
— Что ты о деньгах, — сказал он с укором. — Деньги — зло.
— Да, — согласился я. — Посмотришь на хороший доспех или боевого коня — и зла не хватает! Но мне кажется, деньги все таки не зло. Зло так быстро не кончается.
Он посмотрел укоризненно.
Вдоль турнирного поля, строго посредине, деревянный заборчик. Невысокий, по стремя, всего лишь разделительная черта для удобства, чтобы больше внимания уделять направлению удара. Заборчик всего в треть длины поля, дальше ровная площадка, там уже можно свалиться с седла, это не поражение, главное — удержаться, пока после страшного удара скачешь вдоль этого заборчика…
Ветерок треплет десятка три разноцветных флагов и стягов, а также великое множество прапорцов на шатрах. Для зрителей уже установили множество лавок в несколько рядов, и только на первом вместо одной из лавок — кресла. Два из них — с высокими спинками, где должны сидеть король Барбаросса и его жена Алевтина, сейчас пока что невеста, и еще шесть кресел попроще.
Кадфаэль, к моему удивлению, вполголоса называл, кто будет сидеть справа от короля, кто слева, и единственное отличие от всех остальных празднеств — что здесь не будет высших иерархов церкви. Как известно, церковь резко выступает против турниров, как и против дуэлей.
Я пробормотал:
— Но как же… Я слышал, церковь собирается проследить, чтобы никакой магии…
— Проследит, — ответил Кадфаэль уверенно.
— Однако, — сказал я, — если церковников не будет…
— Будут, — заверил Кадфаэль. — Одно дело епископ, другое — рядовые священники. Они как бы сами по себе…
— Понятно, — сказал я. — Официально церковь в этом не участвует, ибо супротив ее догматов, но неофициально по прежнему следит и бдит. Верно?
— Сэр Ричард, вы, как всегда, объясняете все очень точно!
— Понятно, — повторил я. — Церковь не хочет дать распространиться заразе, потому сдерживает, как может. Даже неофициально. Если бы вовсе не участвовала, здесь началась бы резня…
Кадфаэль сказал с негодованием:
— Сэр Ричард, что вы говорите? Собрались все таки христианские рыцари!
— Да знаю знаю, — ответил я. — Настолько христианские, что не знают, где остановиться. Они затевают схватки по любому поводу: косой взгляд, неосторожное словцо, криво повешенный щит…
А вообще то он прав, мелькнула мысль. Трубадуры всячески насаждают мысль, что турнир — это не место захвата пленников и лошадей, а поле чести и доблести, где сражаются только во имя своей славы. Правильная с точки зрения государственности мысль, ибо рыцари даже в реальном бою часто останавливаются среди битвы, чтобы как следует пограбить, из за чего войско теряет тактическое преимущество и наступательный порыв.
Правда, вельможи, вроде герцогов и богатейших графов, в самом деле могут сражаться и сражаются только ради славы. Им захваченная лошадь противника ничего не добавит к богатству. Их и расхваливают именно за щедрость, из за чего вельможи, чтобы поддержать репутацию, вынужденно тратят огромные суммы на покровительство бардам, менестрелям, а также отказываются принимать выкуп от побежденных и великодушно отпускают их с конями и доспехами.
Так что турниры способствуют если и не смягчению нравов, то во всяком случае — облагораживанию.
Между шатрами постоянно снуют люди в доспехах, а рыцари проезжают на рослых конях поодиночке и группами.