Раньше он редко испытывал стыд, но сейчас ему трудно было избежать мук совести, когда он смотрел на бессчетное количество фотографий и толстые досье, в которых перечислялись все его опрометчивые поступки и назывались имена всех женщин, уже давно ставших для него лишь смутными приятными воспоминаниями.
А вот Шону Малак помнил отчетливо.
Да разве мог он ее забыть? Среди множества красивых женщин, которых ему посчастливилось узнать, Шона стояла особняком. То был его последний день в Новом Орлеане после недели хандры и сумасшедшего загула. Он обосновался в лобби своего элегантного отеля, чтобы выпить и подготовиться к возвращению домой, где ему предстояло увидеться с родственниками, которые тут же набросились бы на него с упреками за недостойное поведение и выразили бы глубокое неодобрение его выходкам.
А потом появилась она. Она была почти непередаваемо хороша собой, с нежной смуглой кожей и пухлыми губами, которые одним своим видом вызывали ненасытное желание припасть к ним в поцелуе. Прекрасные волосы лежали тяжелой массой, и ему дико захотелось запустить в них руки. На ней было короткое блестящее золотое платье, которое облегало восхитительные изгибы ее тела.
Она подошла к деревянной барной стойке и заняла единственное свободное место рядом с ним.
Малак был всего лишь мужчиной. Причем таким, который ничего из себя не представляет и которому нечем гордиться, если верить словам родственников. Он и повел себя в соответствии с этой характеристикой: просто улыбнулся самой красивой девушке и придвинулся к ней поближе, после того как она улыбнулась ему в ответ. Все это было вполне безобидно.
Я здесь впервые, сказала она ему, наклонив голову так, словно делилась секретом. Сегодня мне исполняется двадцать один год, и я решила отпраздновать день рождения с размахом.
Сначала Малаку потребовалась почти минута, чтобы вспомнить, где он находится, а потом и те американские законы, которые он считал странными: восемнадцатилетних юношей и девушек называли «взрослыми» и наделяли правом идти воевать, но ограничивали их в алкоголе.
И вы решили отпраздновать его здесь? спросил Малак. Ведь есть более интересные места для такого грандиозного события, чем полутемный бар на тихой улице. В конце концов, это Новый Орлеан.
Чем дольше она на него смотрела, тем задорнее становилась ее улыбка.
В детстве я постоянно проходила мимо этой гостиницы и всегда мечтала о том, что я однажды приду сюда. День рождения оказался идеальной возможностью.
Малак прекрасно понял, что искру, которая проскочила между ними, почувствовал не он один. Не он один ощутил вспыхнувший в душе огонь.
Ему никогда не приходило в голову игнорировать подобные вещи ради высшего блага. Поэтому он купил симпатичной девушке первый коктейль, а потом с радостью лишил ее невинности в своем номере наверху. Он до сих пор, будто это случилось вчера, отчетливо помнил ее удивление, ее искреннюю радость. А если постараться, он мог бы вспомнить вкус ее кожи.
На фотографиях, которые ему показывали его советники, была единственная женщина, которую он помнил в мельчайших деталях. Малак понимал, что прошли годы, но по фотографиям этого видно не было. Шона была так же красива, независимо от того, одета она была в униформу официантки или в один из длинных ниспадающих сарафанов, которые Малак очень одобрял, настолько идеально они подчеркивали ее изящную фигуру.
Возможно, размышлял Малак, она стала даже красивее. Ее образ на фотографии напомнил ему, как он исследовал ее тело, как она восторженно вскрикивала, когда он гладил ее шелковистую кожу.
Однако советники в первую очередь были нацелены не на то, чтобы объяснить Малаку каждую его ошибку. Эти форсированные марши по улицам его памяти были неприятны всем заинтересованным сторонам. Малак категорически отказывался извиняться и выказывать хоть малейшее сожаление о том, как он прожил свою жизнь в качестве запасного игрока без надежды приблизиться к трону.
Его советники были заинтересованы в ребенке.
Четырехлетнем ребенке, поразительно похожем не только на Малака, но и на других членов семьи. Если у кого-то и были сомнения, они сразу развеивались, стоило увидеть у мальчика такие же темно-зеленые глаза, как у Малака, доставшиеся ему в дар от прабабушки. Эти проклятые глаза Малак видел каждый раз, когда смотрел на свое отражение.
Малак никогда не предполагал, что станет королем. Да он и не хотел взваливать на себя это бремя. Но он был принцем Халии, независимо от того, что родители игнорировали его, несмотря на долгие годы беспечной жизни, в течение которых он оправдывал самые худшие ожидания окружающих. В его жилах текла королевская кровь, и поэтому он согласился выполнить свой долг и своими поступками доказать, что он достоин этой чести, что из него получится хороший монарх.
Сейчас ему предстояло сосредоточиться на текущих делах и научиться выбирать из повестки дня те вопросы, которые способствовали процветанию его королевства. Один из таких вопросов касался ребенка плода одной ночи любви. Раньше он отмахнулся бы от многочисленных лекций глубоко оскорбленных советников и просто проигнорировал бы тот факт, что у него есть ребенок, которого он в глаза не видел. Сейчас же наличие сына приобретало особую значимость. И Малак был взбешен тем, что Шона скрыла от него его рождение. Правда, он понимал, что у нее не было возможности известить его, так как он не сказал ей, кто он на самом деле. Однако это не меняло того факта, что он пропустил первые годы жизни собственного ребенка.