Он бежал, не зная куда, пока не упал, окончательно выбившись из сил, исторгая из себя слизь и рвоту, как загнанная лошадь. Вокруг слышались смешки и ругательства на грубом лангобардском наречии, а он шарил вокруг себя руками, беспомощный, словно ребёнок, еще не понимающий, не смирившийся, не способный понять в полной мере, что предыдущая жизнь кончилась, отгородившись от него тяжелым театральным занавесом, и занавес этот больше никогда не распахнётся.
Он бежал, не зная куда, пока не упал, окончательно выбившись из сил, исторгая из себя слизь и рвоту, как загнанная лошадь. Вокруг слышались смешки и ругательства на грубом лангобардском наречии, а он шарил вокруг себя руками, беспомощный, словно ребёнок, еще не понимающий, не смирившийся, не способный понять в полной мере, что предыдущая жизнь кончилась, отгородившись от него тяжелым театральным занавесом, и занавес этот больше никогда не распахнётся.
Дрожа от рассветного холода, Гримберт ждал одного-единственного звука. Скрипа двери. И дождался его.
В этот раз Берхард не выругался, лишь тяжело вздохнул.
- Еще одна ночь на улице и сдохнешь, погань слепая, - бросил он хмуро, - Только вот не думаю, что ты опосля этого станешь лучше пахнуть
- А от тебя несет вином, как от старой бочки, - ответил, лязгая зубами, Гримберт.
Если Берхард, разозлившись, треснет его кулаком в лицо, хуже не станет. По крайней мере, на какое-то время он сможет забыть про холод.
- Если почуешь, что помираешь, отползи в канаву, что ли. А то пока тебя стражники уберут, на всю улицу смрад стоять будет.
- Обидно будет, если они прихватят причитающееся тебе серебро.
- Сорок денариев? усмешка Берхарда и сама походила на скрип несмазанной двери.
- Сорок денариев это только задаток.
Гримберт произнес это безразличным тоном, но внутренне сжался.
Это было похоже на выстрел в условиях плохой видимости. После того, как гашетка нажата и тишину разрывает отрывистый выхлоп орудия, проходит около полу-секунды, прежде чем «Золотой Тур» бесстрастно констатирует попадание или промах. Но в темноте время тянется куда дольше, это он давно выяснил.
Что его ждет? Попадание или промах?..
- Задаток, значит? Берхард издал отрывистый смешок, - Ну а что ж положишь наградой? Клюку твою, может? Или тряпьё?
Гримберт погладил отполированную ладонями рукоять посоха.
- Можешь взять и ее, если она так тебе ценна. Но у меня найдется кое-что, что подойдет тебе куда больше. Например, баронская корона.
Тишина.
Гримберт стал отсчитывать удары сердца, чтобы не запаниковать в этой тишине в сочетании с бездонной темнотой она была невыносима. Один, два, три Из сердца получился скверный метроном, оно стало чересчур частить, разгоняя по венам потеплевшую кровь.
- Баронскую что?
- Корону, - спокойно повторил Гримберт, - Это стоит немного дороже сорока серебряных монет, не так ли?
Следующий отрезок тишины длился так недолго, что Гримберт не успел испугаться.
- Что это значит?
Черт, подумал Гримберт, у этого парня в голове и верно вчерашние помои. Полный тупица.
- Я могу сделать тебя бароном.
- Это как так?
Гримберт представил, как Берхарда окунают в чан с кипящей смолой. Это немного помогло сбросить звенящее в жилах напряжение. На миг он почувствовал себя почти уверенно. Это была его стихия, пусть испачканная и искаженная. Если он что-то и умел, так это играть с людьми, находя невидимые струны их душ. Это умение нельзя потерять так же легко, как глаза.
Гримберт медленно размотал тряпку и снял ее с лица. Он ожидал услышать возглас отвращения со стороны Берхарда, но тот лишь коротко выдохнул. Что ж, следовало ожидать, что у человека, видевшего последствия Железной Ярмарки, крепкие нервы.
- Экая гадость, - только и буркнул тот, - Что я, безглазых не видал, что ли? Выйди на улицы после заката, такого насмотришься, что ложка в рот еще неделю не полезет. Или там химеры. Такие есть жуткие, что даже перекреститься мочи нет. А тут На что мне тут пялиться? На дырки твои незрячие? Мне в этом интереса нету.
- На это, - Гримберт отвел в сторону прилично отросшие волосы. Нечёсаные и слипшиеся, они должны были походить на клочья старого сена, но блеск металла под ними наверняка все еще был хорошо различим. Платина не темнеет от времени, - Разъёмы для нейро-шунтов. Знаешь, что это значит?
Гримберт стиснул зубы, услышав знакомый до дрожи скрип дверных петель. Что ж, так и должно было все закончиться. Болван, круглый болван. Порвал единственную путеводную нить, которая по недомыслию Господа оказалась у тебя в руках. Теперь уже, конечно, можно не мозолить тощий зад брусчаткой. Проще дождаться гула первого грузового трицикла, ползущего по улице и под него. Головой вниз. Так, чтоб не успеть даже выдохнуть. А там
Когда рядом с ним кто-то заговорил, Гримберт от неожиданности едва не вскрикнул.
Когда рядом с ним кто-то заговорил, Гримберт от неожиданности едва не вскрикнул.
- Что ж вы это сразу не сказали, значит. Пожалуйте внутрь, мессир рыцарь.
***
Дом у Берхарда оказался пустой, холодный. Гримберт ощутил это по отразившемуся от голых стен воздуху. Ни ковров, ни деревянных панелей. Мебель, если и есть, то немного. И еще тот особенный запах, что сам собой возникает в долго стоящих пустыми помещениях. Это не было жилищем семейного человека, понял он, никто не пытался любовно обустроить этот дом или хотя бы толком обжить. Едва ли хозяин испытывал к этому обиталищу теплые чувства, скорее, относился как рак-отшельник к своей временной раковине.