Острый ум. Яркая индивидуальность, великолепное тело и преданная любовь к семье. Ксандер Лурдес был хорошим человеком и необыкновенным мужчиной. Но он не был ее мужчиной. Только босс, не более того. А потому Морин позволила себе танцевать с таким самозабвением, на которое ни за что не осмелилась бы в другой ситуации.
Морин вдохнула солоноватый воздух, к которому примешивался теплый аромат поленьев, потрескивавших в костре. Она самозабвенно танцевала, пытаясь заглушить горькую обиду оттого, что ее оставили без основательной причины, просто она чем-то не устроила своего бывшего супруга. И это после того, как она со всем мирилась и терпела. А ведь ее многие убеждали уйти от него, избавиться от бесконечного эмоционального унижения с его стороны.
Морин осознавала, что между ними существуют проблемы, но всегда с готовностью старалась решить их. Клятвы не были для нее пустым звуком. Она всегда полагала, что причиной развода может стать лишь нечто по-настоящему серьезное: например, физическое насилие или наркотики. А причиной стало его заявление: «Я люблю тебя, но жить с тобой не могу».
И она отпустила его, покинула дом, полный обид, оскорблений и уныния. Ей нужно было уехать из графства Корк, на юге Ирландии, чтобы быть как можно дальше от этого человека и всей той боли, что она пережила с ним. Ее ничто не держало здесь: родителей не было в живых, а замужество обернулось полным провалом. Она отправилась в Соединенные Штаты Америки, где ей предстояло принять предложение работать в той сфере, которую она так любила.
Между тем уже совсем скоро подходил к концу срок действия ее рабочей визы. А официальные органы по-прежнему отвечали отказом на все запросы о продлении. Это означало, что ей придется вернуться домой. И снова встретиться лицом к лицу со всем, от чего она так стремилась убежать и обрести свободу.
Свободу танцевать с красивым мужчиной и не опасаться того, что муж обвинит ее в том, что она флиртует. Сколько же времени потребовалось ей, чтобы осознать: причина его подозрительности и едких замечаний неуверенность в самом себе!
Теперь она могла, не опасаясь гнева мужа, смотреть на любого мужчину, например на этого широкоплечего и красивого, с угольно-черными волосами. По ее телу пробежала мелкая дрожь, ее и прежде влекло к Лурдесу, но его горе, о котором было всем слишком хорошо известно, не позволяло ей пытаться сблизиться с ним. А теперь, когда ее возвращение домой становилось все более реальным, Морин не была заинтересована в отношениях, однако, раз уж она уезжает отсюда, быть может, не откажет себе в небольшом приключении.
Внезапно он опустил руку в карман смокинга, извлек из него мобильный телефон и прочитал сообщение.
Это от няни. У дочери поднялась температура. Мне нужно уйти.
И, не проронив более ни слова, он удалился, и она точно знала, что так же стремительно и бесследно исчезла и она из его мыслей. Эта маленькая девочка была для него всем на свете. Все без исключения знали об этом, так же как и о том, как глубоко и безутешно он горевал о своей жене. Впрочем, все это делало его только еще более привлекательным и соблазнительным.
Едва лучи утреннего солнца начали прорываться сквозь завесу ночи, Ксандер попытался подавить неодолимую зевоту. Он всю ночь напролет следил за состоянием Роуз. Даже несмотря на заверения врача, действенные антибиотики и жаропонижающие средства, он не мог успокоиться и не спускал глаз с дочери. Так и оставшись в смокинге, он сидел в кресле-качалке возле ее кровати. Ее лицо обрамляли колечки светло-каштановых волос, прилипших к коже от болезненной испарины. Каждый раз, когда она вздыхала, он старался уверить себя, что с ней все хорошо, что она, в сущности, здоровый ребенок, которому год и четыре месяца от роду, и просто немного приболела.
Детская была оформлена в белых, зеленых и розовых тонах и украшена розами. В комнате стояла тахта для тех случаев, когда родителям хотелось полюбоваться спящей дочкой. На ней могла отдохнуть и няня Элеонора, добрая женщина пятидесяти лет, которая искренне любила маленькую Роуз. Здесь же, в углу, стояло кресло-качалка, при взгляде на которое на Ксандера нахлынули воспоминания о Терри. Она часто сидела в этом кресле с их крошкой на руках, играла с ней, и лицо ее светилось материнской любовью и надеждами, которые олицетворяла эта уютная комната. За неделю до рождения Роуз они с Терри сидели на этой тахте, он нежно обнимал ее большой живот и они фантазировали о том, как будет выглядеть их малышка. Какой будет, чего достигнет, когда вырастет.
А сейчас, как и довольно часто в последнее время, на тахте беспокойно спал его брат, всегда готовый быть рядом и оказать поддержку. В голове Ксандера вдруг возник образ его брата, танцующего с Морин Берк.
Ксандер поднялся с кресла и слегка потрепал брата по плечу.
Эй, Истон, негромко позвал он. Просыпайся, приятель. Тебе лучше вернуться в свою комнату.
Брат медленно приоткрыл глаза, несколько раз моргнул спросонья.
Роуз?
Ей гораздо лучше. Температура снизилась. Я все-таки отвезу ее к нашему постоянному педиатру на консультацию, но думаю, с ней скоро все будет в порядке. Ей уже не требуется, чтобы мы оба следили за ней не смыкая глаз.