Выпрямившись, я внимательно осмотрел поляну. Теперь взгляд подмечал то, на чем ранее не задерживался. Пара телег с выпряженными лошадьми, одна крытая брезентом фура, тоже без коня, составленные в пирамиды ружья, необычная одежда спавших у костров людей. Не все из них были укрыты шинелями. Зеленые мундиры с фалдами и обшлагами, отделанными сукном такого же, но более темного цвета, белые, полотняные штаны с пуговицами по наружным сторонам голеней. Надеты поверх сапог. В головах спящих кожаные ранцы, рядом лежат кивера в холщовых чехлах. Егеря, если не ошибаюсь Не похоже на лагерь реконструкторов, которые довелось видеть. Не было современных палаток, мангалов, валяющихся в траве пластиковых и стеклянных бутылок (как же без них?), цветных упаковок и прочих мелочей, говорящих о двадцать первом веке. Здесь царил девятнадцатый. «Полностью аутентичный», как сказал бы мой приятель Илья, изображавший на сходках реконструкторов гвардейского поручика.
У меня закружилась голова. Некоторое время я стоял, пытаясь осмыслить увиденное. Мысли носились в голове, как тараканы по кухне алкоголика, и никак не хотели собраться воедино. Как я сюда попал? Почему? И что теперь делать? Так и не придя к какому-либо решению, я потащился к телеге, от которой отправился искать воду. Полежу, подумаю Не удалось. При моем приближении из-за телеги вынырнула фигура. На незнакомце оказался оказался серый мундир с фалдами, застегнутый на латунные пуговицы, и такого же цвета штаны, на голове красовалась фуражка с козырьком. Небритое, заспанное лицо
Куда-то ходил, барин? спросил странный тип.
Пить, пояснил я.
Кликнул бы меня, укорил тип. Я бы принес.
Не знал, пожал я плечами. А ты кто?
Фурлейт.
Ага, возчик.
Звать как?
Пахом, сообщил возчик.
Объясни мне, Пахом, как я оказался здесь?
Дык, подобрали, пожал он плечами.
Где?
У дороги. Ты, барин, на траве лежал совсем голый, голова в крови. Мнили, мертвый. Мертвяков у дорог чичас много, он вздохнул. Хранцуз наскочит, побьет и обдерет до нитки. Вот и тебя так: сабелькой по головке приложили, одежу сняли и кинули помирать. Не помнишь?
Француз, значит. С эпохой, кажется, определись. Я покрутил головой.
Отшибло, значит, заключил Пахом. Оно и понятно. А, может, то не хранцуз был, а лихие люди. Много их чичас. Фельдфебель подошел глянуть, тронул и кажет: «Живой!» Не бросать же християнскую душу? Велел подобрать и положить в телегу. Я тебе своей рубашкой голову замотал. Гляжу: снял и на себя на надел?
Другой одежды у меня нет, повинился я. Раздобуду, верну.
Ничо! махнул рукой. Мы с понятием. Только барской одежи тута нетути.
С чего ты взял, что я барин?
Ну, дык удивился он. Сам белый, гладкий, кожа чистая, руки без мозолей, не то, что мои, он показал большие растопыренные пятерни. Ты своими ничего тяжелее ложки не подымал, он усмехнулся.
Объясни мне, Пахом, как я оказался здесь?
Дык, подобрали, пожал он плечами.
Где?
У дороги. Ты, барин, на траве лежал совсем голый, голова в крови. Мнили, мертвый. Мертвяков у дорог чичас много, он вздохнул. Хранцуз наскочит, побьет и обдерет до нитки. Вот и тебя так: сабелькой по головке приложили, одежу сняли и кинули помирать. Не помнишь?
Француз, значит. С эпохой, кажется, определись. Я покрутил головой.
Отшибло, значит, заключил Пахом. Оно и понятно. А, может, то не хранцуз был, а лихие люди. Много их чичас. Фельдфебель подошел глянуть, тронул и кажет: «Живой!» Не бросать же християнскую душу? Велел подобрать и положить в телегу. Я тебе своей рубашкой голову замотал. Гляжу: снял и на себя на надел?
Другой одежды у меня нет, повинился я. Раздобуду, верну.
Ничо! махнул рукой. Мы с понятием. Только барской одежи тута нетути.
С чего ты взял, что я барин?
Ну, дык удивился он. Сам белый, гладкий, кожа чистая, руки без мозолей, не то, что мои, он показал большие растопыренные пятерни. Ты своими ничего тяжелее ложки не подымал, он усмехнулся.
Фельдшер я.
Вона как! удивился он. Фершал человек полезный, в нашем баталионе имеется, а еще лекарь. Только нет их тута. Отбились мы от своих, он снова вздохнул. От Салтановки, где с хранцузом бились, одни идем.
Ага!
Давно бились?
Дык, третьего дня.
То есть позавчера. Вот и дата подплыла. Бой под Салтановкой случился 23 июля 1812 года по новому стилю. Сегодня 25-е. Салтановка рядом с Могилевом, ехать до нее всего ничего. Был я там. Часовенка стоит в память о подвиге солдат и офицеров корпуса Раевского. Сам генерал, если верить легенде, шел в наступление впереди солдат, ведя за руки малолетних сыновей. Только не было этого. Старший и вправду был с отцом, но не в первых рядах, а младший, подросток, собирал в это время грибы в лесу. Но и там залетевшая шальная пуля пробила ему панталоны. Жаркий бой случился. Французы записали себе победу, поскольку русские отступили. Но в стратегическом плане победили наши. Даву не смог преградить дорогу Багратиону, и 2-я Западная армия соединилась с 1-й у Смоленска. Вернее, пока еще не соединилась, это в августе предстоит.
Хранцузы нашу роту в лес загнали, пояснил Пахом. Много их было. Сидели там до темноты. Потом выбрались, а наших нет. Чичас догоняем.