Да будет тебе! добродушно отмахнулся дед. Раз парню судьба такая выходит, ничего не сделаешь
Бабушка видела, что мы оживаем, и уже ничем жертвовать не хотела.
Ты что же, внука ему отдашь? Чего он такого сделал, чтоб робенка забирать? Да где это видано?! Вы, должно, сговорились с ним!
Дед завернул таким матом, что бабушка сердито засопела и умолкла вот это была игра слов! Однако не надолго, скоро опять подсела к деду, спросила примиряюще:
И на что ему бык-от? Вот заладил, ищи ему быка да и всё. Как это он лечить собирается?
Не наше дело, не лезь, спокойно посоветовал дед тоже не хотел ссориться. Ничего мы не понимаем в этом деле, и понимать нам не надо. Вылечит, и ладно.
А вы про что с ним три часа кряду разговаривали? подозрительно спросила бабушка. Ты его знаешь, что ли?
Его не знаю, а людей из их племени встречал.
Это что за племя такое?
Ну есть такое племя, на нас не похожее. Гои называются.
Дак чего, нерусский он, что ли?
Почему нерусский-то? Русские они
Что-то я не слыхала про этакое племя
Да ты много чего не слыхала и не видала
И где они живут?
Кто их знает? Везде живут, ходят, ездят
Значит, цыгане! определила она. Я так и думала! То-то гляжу, зыркает!
Дак чего, нерусский он, что ли?
Почему нерусский-то? Русские они
Что-то я не слыхала про этакое племя
Да ты много чего не слыхала и не видала
И где они живут?
Кто их знает? Везде живут, ходят, ездят
Значит, цыгане! определила она. Я так и думала! То-то гляжу, зыркает!
Не цыгане они! дед что-то скрывал и потому терпел, ещё не ругался, но был уже на пределе. Порода такая, гои. Хорошие люди, совестливые, дурного не делают, живут по справедливости. И больше ничего не знаю.
Знаешь, да сказать не хочешь! не унималась бабушка. А то бы три часа сидели шушукались Тебя от тифа в гражданскую кто вылечил? Тоже эти гои? Уж не от неё ли лешак этот явился? От старухи-то, с которой ты робенка прижил?
Дед даже материться не стал, махнул рукой, отвернулся к стенке и замолчал, а бабушка закусила губу, взяла красного быка со звёздочкой в повод и повела назад, откуда взяла.
Тогда я ещё не знал, что приключилось с дедом в гражданскую войну, об этом в семье никогда не говорили, и не понимал бабушкиной подозрительности и пытливости, однако с той поры запомнил это слово гой, и когда сказки читал, где баба-яга спрашивала, мол, гой еси, добрый молодец, то сразу вспоминал этого путника и всё понимал. Но однажды на уроке, кажется, во втором классе, кто-то спросил, что это значит, и учительница неожиданно заявила, дескать, это просто игра ничего не означающих слов. Согласиться с таким суждением я не мог, поскольку Гоя видел живьём, а «еси» знал из молитвы, которую слышал каждый день и знал назубок: «Отче наш! Еже еси на Небеси». Чтоб было понятнее, бабушка переводила для меня молитвы, и это звучало так: «Отец наш! Ты есть на Небе». Потому баба-яга не играла в слова, а конкретно спрашивала гой есть, добрый молодец, или нет?
Все эти свои знания я и вывалил учительнице. Реакция оказалась непредсказуемой: батю вызвали в школу и стали ругать, что у нас в семье мракобесие и религиозная пропаганда. В общем, он вернулся домой и с помощью ремня объяснил мне, чтоб научился держать язык за зубами и в школе не разбалтывал, чему учат и что говорят в семье.
Но это уже было потом, а сейчас бабушка свела негодного быка, вернулась ещё более сердитая и заявила решительно.
Хоть какие они, эти твои цыгане совестливые, а внука своего не отдам! И не надо нам ихнего быка и лекарства!
Я говорил, не цыган он, а гой, терпеливо напомнил дед.
Всё одно, ко двору близко не подпущу! Пускай идёт со своим быком
Лучше пусть внук помрёт, что ли? взвинтился он. Или лежнем на всю жизнь останется? Раз обычай у них такой на ноги поднимет, пусть забирает. Худого не будет, а может, внук через него в люди выйдет, мир посмотрит.
Вот, опять своё начал, забранилась бабушка. Вечно путаешься с кем попало, всяких цыган в избу пускаешь. А ведь старик уже, три войны прошёл
На сей раз дед запышкал, словно рассерженный медведь и подтянул к себе еловый батожок.
Нелюбовь к цыганам у нас в семье началась с того, что месяцев в восемь они меня чуть не украли. Я не помню этого случая и знаю по рассказам, что к нам в деревню на ночёвку заехали цыгане. Это был какой-то не покорившийся власти табор им после войны запретили кочевать, а они будто уходили в дали несусветные аж в Сербию. Цыгане встали за поскотиной и развели костры, но попросили, чтоб детей с одной старой цыганкой пустили переночевать в избу дело было зимой. Бабушка как чувствовала неладное и пускать не хотела, мол, вшей натащут и украдут что-нибудь, однако дед на правах главы семьи разрешил. Около десятка цыганят поместилось на печи и полатях, двух грудничков положили на топчан за печкой, а сама цыганка пристроилась на полу. Бабушкино сердце не выдержало, раздобрилось. Сначала она подала детям миску с мёдом (была своя пасека и добра этого хоть залейся), затем предложила чаю цыганке, наконец, разговорилась, начались гадания по картам, по чёрной книге и по руке, и в результате все узнали свою судьбу, в том числе, и я. Цыганка сулила мне жизни семьдесят шесть лет и смерть от воды она всем щедро раздавала сроки жизни, богатство и счастье, даже корове, которая должна была принести скоро двух телят и даже отцовой Карьке, казённой сельповской кобыле, много лет не жеребившейся.