С гитарой в руке он вышел из курительной комнаты и побрел по длинному коридору, увешанному портретами могущественных и влиятельных людей забытого прошлого. Общество ему наскучило — иногда такое случалось. Коби хотелось побыть в одиночестве, но его желанию не суждено было осуществиться.
За его спиной раздался протяжный голос.
— Ваше исполнение было безупречным, мистер Грант. Не удивительно, что принц остался доволен. Он назвал вас всесторонне одаренным человеком. Но ему известны далеко не все ваши таланты, не так ли?
Это был серый человечек, Херви Бьючамп, всегда стоящий за плечом у принца. В его тоне звучал оттенок фамильярности, словно речь шла о чем-то, известном лишь им обоим.
Коби с самым, что ни на есть, невинным лицом ответил:
— Благодарю за комплимент, сэр, но, — он вскинул брови, — вы слишком высокого мнения обо мне. По-моему, мы не представлены друг другу, хотя моя жена однажды беседовала с вами…
— Великолепно, сэр, великолепно, — похвалил собеседник, но так и не уточнил, что именно он считает великолепным. Они стояли под портретом принца Руперта Рейнского, написанного неизвестным художником. — Мое имя, как вы знаете, Бьючамп. Один из моих предков высадился в Англии вместе с Завоевателем, и с тех пор мы стараемся служить нашему суверену так же преданно, как и он.
Он взмахнул рукой в сторону портрета, и Коби так и не понял, имелся ли в виду принц Руперт, верный сторонник двух королей из династии Стюартов, или дальний предок Бьючампа.
Зная, что что-то нужно ответить, Коби с наивной и очаровательной улыбкой произнес:
— Я не могу похвастаться столь выдающейся родословной. Как и у большинства американцев, у меня ее нет. Я самородок.
Серый человек расхохотался.
— Отлично сказано, и мне следовало ожидать подобного ответа. Скажите, мистер Джейкоб Грант, унаследовавший внешность Хаттонов, но отрицающий всякую связь с ними, что принуждает к действию такого человека, как вы? Вы устанавливаете собственные законы, мистер Грант, и в соответствии с ними вершите правосудие… даже в Лондоне?
Коби взял гитару и снова заиграл арию главного палача.
— Так? — спросил он. — Что за романтические мысли, мистер Бьючамп, сэр? Вам надо писать романы.
— Вместо того чтобы жить в них, — улыбнулся серый человечек. — Должен сообщить, что принц любит вас, мистер Грант, искренне любит. Не только потому, что вы американец… вы знаете, что ему нравятся американцы. Они действуют. Его учили действовать, но никогда не позволяли этого. Как ни прискорбно, прежде чем взойти на трон, он успеет состариться. Как и любой деятельный человек, лишенный возможности действовать, он скучает, а от скуки люди совершают ошибки…. Будет очень жаль, если одна из его прошлых ошибок станет достоянием всесильной прессы.
Коби ничего не ответил, лишь сыграл несколько аккордов мелодии, которую мистер Бьючамп мог и не знать. Это была песня о страсти и смерти.
Серый человечек сказал:
— Вам наверняка известно, что его королевское высочество не похож на сэра Рэтклиффа. Его удовольствия никому не причиняют боли. Он берет лишь то, что ему предлагают. Нельзя осуждать его за единственный опрометчивый поступок…
Пальцы Коби перебирали струны гитары. К чему эта лицемерная болтовня? Что нужно этому безликому человеку от Коби Гранта? Что он знает о сэре Рэтклиффе? Коби не мог поверить, что упоминание о сэре Рэтклиффе было случайным.
— Ближе к делу, — небрежно бросил он. — Я уверен, что речь идет о каком-то деле. Американцы не любят ходить вокруг да около. Мы прямолинейны, сэр, прямолинейны.
— Я не видел менее прямолинейного человека, чем вы, — сухо ответил серый человечек.
— Это потому, что вы плохо меня знаете.