И хотя она упорно не говорит ему всей правды, из ее сбивчивого рассказа ясно, что ее мать пытали, прежде чем убить. А Небров никогда не делает ничего без причины.
— Нет, тебе нельзя уйти. — Он снова протянул ей свой плащ. — Надень это, и ты сразу согреешься. — Тон его оставался по-прежнему жестким, но, чтобы не пугать ее еще больше, он отошел на несколько шагов и уселся на скамью поодаль. Стоя он чувствовал себя великаном рядом с ее тоненькой хрупкой фигуркой. — Ты сказала мне не все.
— Я больше не буду об этом говорить, — дрожащим голосом произнесла она. — Что бы вы со мной ни делали.
Это мучительное воспоминание, наверное, ее самое слабое место, и если умело использовать его… Но он никогда не был способен ударить беззащитного.
— Останься, — устало отозвался он. — Я обещаю, что больше не буду заводить разговор на эту тему.
Она колебалась, вглядываясь в его лицо. Потом нерешительно взяла у него плащ и накинула себе на плечи, но садиться не стала.
— Почему вы хотите, чтобы я осталась?
— Сам не понимаю. — Наверное, он просто теряет здесь время. Теперь, когда он знает, что Окно разбито, ему остается только встретиться с Янусом, чтобы он передал эту весть в Кассан. А потом можно попытаться отыскать в Самде кого-нибудь из Погини. Даже если эта сиротка что-то и скрывает от него, то ведь Окно-то, черт подери, разбито! Но неотвязная мысль не давала ему покоя: что, если Неброву удалось узнать что-то, чего не знает он сам. Его взгляд снова вернулся к зияющему отверстию, окруженному неровными осколками стекла. — А странно, что мы оба попали в это место одновременно. Ты веришь в Судьбу?
— Нет.
— А я верю. Предки моей матери были родом с Востока, — наверно, вера в рок передалась мне с материнским молоком. — Он не отводил взгляда от пустой глазницы Окна. — Город разграблен и пуст, сюда в любой момент могут вернуться люди герцога, вы с братом оборванны и голодны, и все же ты выбрала именно этот момент, чтобы прийти посмотреть на Окно? Почему?
— А вы почему сюда пришли? — парировала она.
— Я хотел его приобрести. Я слышал, что оно великолепно, и решил увезти его к себе домой. — Вы хотели украсть его.
Он нетерпеливо пожал плечами:
— Какая разница!
— Вы хотели украсть его, — непримиримо повторила она.
— Ну хорошо, пусть будет по-твоему, я хотел украсть его. — Он встретился с ней взглядом. — Ну а теперь — почему ты пришла сюда?
Она отвела глаза. Господи, ну почему она не умеет лгать!
— Мне надо было увидеть, по-прежнему ли оно здесь.
— Зачем?
Она не ответила.
— Тебе разумнее было бы мне ответить. Она вызывающе взглянула на него и презрительным тоном повторила его собственные слова:
— О, я слышала, что оно великолепно, и решила увезти его к себе домой.
Храбрая девчушка. Испугана — и все же не сдается. В душе он восхищался ее отвагой, но, стараясь не показать этого, проговорил как можно равнодушнее:
— Может, мне выйти в сад и привести твоего брата? Я уверен, что он скажет мне, почему вы оказались здесь.
— Оставьте его в покое!
— Тогда скажи мне правду. Она выпалила:
— Потому что это Окно — мое!
Господи! Он попытался скрыть охватившее его возбуждение.
— Папа римский с тобой не согласился бы. Все, что находится в его церквах, принадлежит Богу — и, следовательно, ему.
— Оно мое! — яростно повторила она. — Моя бабушка подарила мне его перед смертью.
Неужели он близок к разгадке? Усилием воли он взял себя в руки, и, глядя на его спокойное, бесстрастное лицо, никто бы не догадался, какая буря бушует в груди этого человека. Голос его звучал ровно, даже насмешливо:
— Как мило с ее стороны. Что, в вашей семье принято дарить друг другу церковное имущество?
— Она сделала его своими руками, — просто сказала девушка.