У идущего в кармане зазвонил мобильник.
Алик, ты далеко? поинтересовался голос старинного друга.
Мы же не немцы, нам спешить некуда, ответил идущий. А ты где?
На Лычаковской.
Понял, сказал Алик. Скоро буду.
Когда Алик подошел к закрытым воротам Лычаковского кладбища, из-под растущих рядом деревьев выступили человек десять. Вышли неспешно, обступили его, достававшего из кармана ключ от воротного замка.
Ключ уже шмыгнул в скважину к поворотному механизму, когда за спинами собравшихся, резанув слух, прозвучали «непарные» шаги. Алик тоже оглянулся и увидел двухметрового немного сутулого человека. Его длинные русые волосы как бы говорили: «Я свой».
Labas vakarus,[2] негромко вымолвил он.
Аудрюс?! удивился вслух Алик, проведя по говорившему глазами и остановив взгляд на его остроносых и тонкоподошвенных туфлях. На поезде?
Да, через Киев, кивнул тот.
Замершие на минутку люди ожили, стали подходить к Аудрюсу, обниматься. Алик обнял его последним.
Давно тебя не было, сказал.
Потом обернулся к воротам, провернул ключ, и стальная дуга навесного замка выскочила из паза.
По кладбищу шли молча. Поднявшись на холм, приостановились, осмотрелись. Алик призывающе махнул рукой и повел остальных за собой следом меж могилок и оградок. Стал у железного креста, словно специально спрятавшегося от посторонних захоронений за стволом старого дерева и двумя разросшимися кустами. Оградки тут не было. Длинноволосая немолодая кампания столпилась вокруг неприметной могилки. На ржавой табличке, приваренной к самой крестовине, невозможно было прочитать ни имени, ни фамилии покойного. Один из пришедших опустился на корточки перед крестом, уткнулся коленями в край могильной насыпи и достал из кармана куртки пакетик. Развернул. Выложил на всё еще зеленую траву баночку с белой краской. В руках появилась кисточка.
Твердая рука вывела на табличке белыми масляными буквами: «Jimy Hendrix[3] 19421970».
В безветренной тишине кладбища вдруг хрустнула ветка. Где-то совсем рядом. Алик напрягся, вслушиваясь. Остальные затаили дыхание.
Хруст повторился. Послышались немного суетливые шаги человека. Зашуршали жалобно опавшие листья под его ногами.
«Сторож?!» подумал Алик.
Той же дорогой, между могилками и оградками, к ним приближался невысокий не длинноволосый мужчина в кепке. Обычный чужой. Собравшиеся у могилы смотрели на его приближение безразлично. Любопытство удел юных, а собравшимся было уже за пятьдесят.
Прошу прощения за вторжение, отчетливо, как теледиктор, произнес незваный гость, остановившись для разговора на вежливом расстоянии. Я давно хотел Хотел поговорить
Говорите, спокойным голосом разрешил ему Алик.
Вы меня не узнаете? спросил мужчина и снял с головы кепку.
Лицо пришедшего, несмотря на ночное время, было достаточно освещено неполноправной, урезанной луной. Однако лицо это, хоть и освещенное, ни о чем Алику не говорило. Обычное лицо, каких мир наштамповал миллиарды: уши, нос, глаза, всё словно по единому ГОСТу, без брака, без запоминающейся или бросающейся в глаза ущербинки.
Прошу прощения за вторжение, отчетливо, как теледиктор, произнес незваный гость, остановившись для разговора на вежливом расстоянии. Я давно хотел Хотел поговорить
Говорите, спокойным голосом разрешил ему Алик.
Вы меня не узнаете? спросил мужчина и снял с головы кепку.
Лицо пришедшего, несмотря на ночное время, было достаточно освещено неполноправной, урезанной луной. Однако лицо это, хоть и освещенное, ни о чем Алику не говорило. Обычное лицо, каких мир наштамповал миллиарды: уши, нос, глаза, всё словно по единому ГОСТу, без брака, без запоминающейся или бросающейся в глаза ущербинки.
Алик отрицательно мотнул головой.
Ну как же, голос короткоостриженного наполнился обидой. Мы были близки. Против вашей воли, конечно. Я капитан КГБ Рябцев.
Ой, вырвалось у Алика, и он прищурился, всё еще глядя в лицо неожиданному собеседнику. А здесь что вы делаете, капитан? Вы теперь, должно быть, капитан в отставке?
Капитан запаса, поправил Алика Рябцев. Хотя это то же самое Я извиниться хотел И кое-что сказать.
Ну, извиняйтесь! пожал плечами Алик. Только побыстрее. Мы ведь тут не вас послушать собрались, и он кивнул на железный крест со свежей белой надписью.
Капитан надел кепку, кашлянул, словно прочищая горло.
В общем, извините, ребята! И меня, и Мезенцева. Я недавно его похоронил рак мочевого пузыря Он тоже был за вас в ответе
Мы его должны слушать? недовольным голосом вопросил Пензель, крупный длинноволосый и бородатый мужик в кожаной куртке, больше похожий на байкера, чем на хиппи.
Ну, минутку послушаем, выдохнул Алик. Давайте, капитан, лаконичнее выражайтесь! Ребята теряют терпение и время!
Если короче, Рябцев заговорил тише и менее отчетливо, то сначала вам от меня спасибо за то, что тридцать пять лет назад познакомили меня с Джими! Джими Хендрикс перевернул мне жизнь. Я из-за него потерял интерес к карьере. Поэтому я капитан, а не полковник И именно поэтому мы с ребятами в 1978-м достали для вас частичку его тела, его кисть. Чтобы была у Джими своя могилка и здесь, во Львове, и чтобы вам было куда ходить кроме Святого сада.