Удар кулака раскроил мальчишке губу и свалил его на пол, а Гэвин тем временем обрушился на охранников:
— Кто был на страже? Почему не подняли тревогу при первой вспышке огня?
— Мы думали, это святые костры, — последовал глупый ответ.
— Свиньи ленивые! Все, на что вы годитесь — это пить, трахаться и драться.
Тут он вспомнил о своей собственной наготе и о том, чем сам занимался во время пожара.
— Уберите отсюда эту сволочь. Заприте его в подземелье. У вас две минуты, чтобы догнать грабителей или узнать, куда ведут следы. Когда Рэм вернется, он наверняка захочет вздернуть кого-нибудь из вас.
Гэвин потер шею, моля Бога, чтобы это случилось не с ним.
Глава 4
Тина Кеннеди с волнением и нетерпением ожидала наступления ночи костров, и случайная встреча с Патриком Гамильтоном только обострила ее возбуждение. Пускай надменный молодой лорд попробует догадаться, куда она собралась!
Вместе с Хитом девушка полностью отдалась веселью: прыгала через костер, кружилась в неистовом танце, озаренная усиливающимся, пожирающим огромные ветки огнем.
У всех народов есть или был подобный праздник, который сохранился с языческих времен, это приветствие наступающей весне. Тина ни за что на свете не пропустила бы такое развлечение. К полуночи, однако, и мужчины и женщины, старые и молодые, были уже невменяемы: одни перепились до беспамятства, другие дошли до такой степени возбуждения, что срывали с себя одежду и совокуплялись с любым желающим. Видя, как подобное зрелище шокирует Валентину, Хит немедленно увел ее подальше.
— Тебе пора возвращаться в Дун, — твердо сказал он.
Она посмотрела юноше в глаза.
— Что, это всегда так заканчивается? — упавшим голосом спросила девушка.
— Да! Люди — те же животные, одно лишь отличие — они ходят на двух ногах.
Тина отправилась домой без возражений. Хит никогда ничего не запрещал и не читал нотаций, он разрешал ей испробовать все самой и полагался на здравомыслие девушки, не позволявшее повторять ошибки. Проводив старшую дочь Кеннеди до разводного моста, он галопом направился на юг.
Тина завела кобылу в стойло и отряхивала платье, когда двор замка вдруг наполнился всадниками и скотом. Коровы мычали, овцы блеяли, на это собаки отвечали лаем. Послышался напряженный голос Дункана:
— Отгоните этих чертовых овец на дальний луг, а коров — на пастбище у реки.
Тина выскочила из конюшни с круглыми как блюдца глазами.
— Вы из набега!
— Закрой рот! Какого дьявола ты ошиваешься здесь в это время? Отправляйся спать!
Подбоченившись, Огонек собралась достойным образом ответить, но, испугавшись, что брат ударит ее, решила удалиться…
Волнение всю ночь не давало ей спать, и на рассвете девушка уже была на кухне, не дожидаясь завтрака в зале. Лицо мсье Бюрка отливало зеленью, он наблюдал за приготовлением пищи, с трудом удерживая тошноту.
— Слишком много веселья было? — спросила Тина.
— Слишком много виски! Отравляет все внутренности вкупе с мозгами. Неудивительно, что шотландцы так туго соображают!
Дункан пинком открыл дверь.
— Когда же мы будем жрать? И где этот чертов подавальщик с пивом?
Дверь с грохотом захлопнулась. Мсье Бюрк вытаращил глаза.
— Случилось что-то очень серьезное. Дункан — самый спокойный из всех Кеннеди.
— Прошлой ночью они совершили набег, — выболтала секрет Тина.
— Но это бы только улучшило его настроение. Набеги — любимое занятие твоих братьев.
— А я думала, что посещение проституток.
— Это у французов, детка, — покачал головой повар.
Стянув со стола свежеиспеченную булочку, Тина пообещала:
— Непременно выясню, что так разозлило Дункана.
Войдя в зал, девушка спросила брата:
— Где Донал?
— В Киркудбрайте, — коротко ответил тот.