Немного помолчав, она вдруг попросила:
– Может, ты задуешь свечу? В темноте мне будет легче рассказать тебе свой сон. Даже если ты тихо посмеешься над моим безумием, я этого не увижу.
Бринн пальцами прижала фитилек, и свеча погасла. В наступившей темноте она снова взяла ладони Эдвины в свои руки.
– Согрелись? Укрыть вас еще чем-нибудь?
– Нет-нет. – Эдвина нырнула под одеяло поглубже. – Ты видела сегодня вечером падающую звезду?
– Да. Добрые монахи называют ее кометой.
– Алиса помогла мне подойти к окну, и я ее видела. Такая эта комета огромная, во весь небосклон, и такая невероятно красивая. Это что-то божественное или дьявольское. Алиса испугалась. Она считает ее появление предвестником несчастья.
– Алиса просто глупа.
– Я не верю в дурное предзнаменование. Знаю, моя мечта о ребенке сбудется. А может, я зря надеюсь, и Господь отвернулся от меня?
У Бринн перехватило горло, и она судорожно сглотнула комок, не дающий ей вздохнуть.
– Господь с вами всегда, однако вам никогда не приходило в голову, что Господь мог и не избрать вас на роль матери?
– Что ты, мой долг – подарить милорду наследника!
«Бог мой, да она ради выполнения своего долга готова проститься с жизнью, – с досадой подумала Бринн. – Как это несправедливо – отдавать свою жизнь ради другой».
– Думаю, если ты родишь Делмасу ребенка, он не будет так жестоко обращаться с тобой. – Синяк на щеке Бринн не давал Эдвине покоя.
– Мой муж хочет от меня не ребенка – у него другие желания и планы.
– Этого от женщин хотят все мужчины.
Истинная правда. Даже Делмас был бы горд, роди она ему ребенка: При мысли о муже Бринн всю передернуло от чувства гадливости. После той омерзительной первой недели в его постели она придумала, как отвадить его от себя. Она внушила ему, что после каждой близости с ним она теряет целебные силы, ее небесный дар истощается, чего Делмас больше всего боялся. Его страх ее спасал, но однажды она все-таки убежит от мужа в свой милый сердцу Гвинтал. Она спрячется там в лесах, и он ни за что, никогда не найдет ее.
– Так чего же ему надо от тебя? – вернулась к разговору Эдвина. Ей хотелось хоть чем-нибудь помочь Бринн.
Усилием воли Бринн вернулась к миледи из ярко вспыхнувших в памяти прохладных зеленых лесов вблизи родного дома.
– Ты сказала, у Делмаса другие желания. Он не хочет от тебя ребенка?
– Ах да! Лорд Келлз обещал дать Делмасу вольную, если вы выздоровеете.
– А что будет с тобой?
– Я его жена. Для меня нет свободы. Если только самой не взять ее, убежав из этого проклятого места, но как она может покинуть Эдвину?!
– Какая несправедливость! Тебе всего двадцать один год, а он такой старый, и к тому же некрасив.
– Не такой уж он старик, – рассеянно возразила Бринн.
Ей было все равно, сколько ему лет. Она даже не знала его возраст, и, хотя бороду Делмаса тронула легкая седина, крепкое тело по-прежнему оставалось сильным. Понятно, почему леди Эдвине он показался уродом, ведь лорд Ричард молод, златокудр и сложен, как греческий бог с Олимпа. Самым удивительным для Бринн в нем было несоответствие между привлекательной внешностью и ничтожеством натуры. И Делмаса, и лорда Ричарда отличали тщеславие и грубость, жестокость и трусость, но она скорее согласилась бы иметь дело с первым: Делмас хотя бы не прятал свою уродливую сущность под маской благородства.
– Почему твой отец не нашел тебе мужа помоложе?
– Вам не понять.
Вряд ли стоило объяснять Эдвине. У нее и так хватало своих горестей, а тут еще беды Бринн.
– Бринн!
Она слегка пожала руку Эдвине.
– Спите, миледи. Вам следует больше отдыхать, чтобы скорее поправиться.
– Мы же друзья. Пожалуйста, зови меня по имени.
– Лорду Ричарду не понравится такая дружба. Я ведь рабыня.
Наступила недолгая тишина.
– Он ничего не узнает.