— Нет, хотя ей этого явно хотелось. Но я решил, что лучше не связываться. Девица хоть и кокетка, но сразу видно — девственница. Такой бы визг подняла, что мертвые бы сбежались, не говоря уж о родственниках. Хлопот не оберешься, а конец известен: либо еще один срок мотать в Ньюгейте, либо под венец идти. Не знаю, что хуже. Мне такая невеста не нужна, а ей такой жених тем более, если, конечно, у нее есть хоть капля мозгов в голове. — У тебя слишком мрачный взгляд на вещи, Даффид.
— Я бы сказал, слишком реалистичный. Подумай сам, Эймиас. Нас с тобой считают простолюдинами, потому что так оно и есть. Да, мы разбогатели, получили кое-какое образование, но это не отменяет низкого происхождения. Мы можем разговаривать, как джентльмены, потому что у нас есть дар к подражанию. Но не обманывай себя. Мы происходим из низов. Нам повезло, что мы выбрались со дна, не говоря уже о тюрьме, где мы находились, когда повстречались с удачей.
Даффид покачал головой:
— Это ведь один шанс из миллиона — оказаться в Ньюгейте вместе с парнем, который унаследовал графский титул. Мы не упустили свой шанс. Это была лучшая сделка в нашей жизни. Мы научили его, как выжить в ' цепях, а он нас грамоте и хорошим манерам. Но кровь есть кровь. Этому не научишься. Мы с тобой парочка безродных дворняжек, Эймиас. Дворняжек, которых арестовали, судили, выслали в колонии и которые вернулись, разбогатев, вопреки всему. И если это станет известно в свете, нам не помогут ни деньги, ни благородные манеры. Все эти знатные господа могут держаться запанибрата с джентльменом Джексоном, учиться бранным словечкам у собственных конюхов, волочиться за трактирными девками, но только ради развлечения. Они не потерпят таких, как мы, в своих домах.
Эймиас выгнул рыжеватую бровь. — Никогда не слышал от тебя таких длинных речей. Похоже, ты немало размышлял на эту тему?
Даффид кивнул и пожал плечами:
— Пожалуй. Забавно, конечно, вращаться в высшем свете, но это начинает действовать мне на нервы.
— Вот именно, — хмыкнул Эймиас. — Потому-то я и решил уехать.
— Нет, — возразил Даффид. — Будь это так, я не стал бы вмешиваться. Дело в том, что ты надеешься найти там то, чего там нет.
— Ты полагаешь, что у меня не было отца и матери? — поинтересовался Эймиас любезным тоном, но на его гладко выбритой челюсти выступили желваки.
Эймиас Сент-Айвз производил впечатление приятного молодого человека, но Даффид знал, каким смертельно опасным он может быть, если дать ему повод. Высокий, с густыми волосами, в которых мерцали золотистые пряди, он обладал атлетической фигурой, но в его размашистой походке угадывалась легкая хромота. Учитывая, что недавно закончилась война, в этом не было ничего необычного, особенно для мужчины призывного возраста. Однако хромота была не единственной причиной, наводившей на мысли о необычном жизненном опыте Эймиаса.
Его худощавое загорелое лицо могло бы считаться классически красивым, если бы не сломанный нос. Впрочем, вместо того чтобы изуродовать Эймиаса, этот недостаток придавал дополнительный шарм его выразительному лицу, с упрямым подбородком, четко очерченными губами и бирюзовыми глазами, прятавшимися в тени густых ресниц.
Одет он был, как и полагалось джентльмену, в синий сюртук, сидевший как влитой на его стройной фигуре, белый галстук, шелковый жилет, облегающие кожаные бриджи и сапоги, отполированные до зеркального блеска. Костюм дополняли лайковые перчатки, которые Эймиас никогда не снимал, и трость, которой он никогда не пользовался. И все же, несмотря на очевидную приверженность моде, в его манерах ощущалась легкая небрежность. Казалось, его все забавляет, в том числе сама жизнь. Но не в данный момент, несмотря на слабую улыбку, игравшую на его губах.