«Не знаю… может, и жалею…»
Она часто приходила к римским развалинам искупаться в бассейнах, особенно когда еле волочила ноги и с трудом двигалась после очередного тренировочного поединка на шпагах. И крайне редко позволяла кому-то нарушать свое одиночество. Но после нескольких изнурительных дней ухода за больным майор тоже нуждался в покое и красоте руин, чтобы снять усталость. Нуждался в целебном воздействии чудотворных вод. Как и она сама.
– Я не считаю ваше присутствие вторжением, – искренне ответила она. – Кроме того, я сама просила вас прийти.
Каро, взобравшись наверх, встала рядом с ним у осыпающейся каменной стены. Сердце билось все быстрее просто от его близости.
Поразительно, как ее тело отзывается на него! Она никогда не испытывала столь примитивной реакции на мужчину. Правда, в легендах говорилось, что остров Кирена обладает мистической способностью возбуждать любовь и обольщать чувства, но до сих пор она считала себя неподвластной чарам. Да, ничего не скажешь, Максвелл Лейтон – поразительно красивый мужчина, таких ей редко приходилось встречать: темно-синие глаза, точеные черты лица и волосы цвета воронова крыла. Но среди ее знакомых мужчин были и те, которых по праву можно считать неотразимыми. И поклонников у нее было немало.
Однако эти поклонники крайне редко возбуждали в ней столь сильные чувства. Вот уже три дня Каро пыталась подавить неистовое влечение к майору Лейтону, а заодно и сентиментальные эмоции, столь для нее нехарактерные.
И больше всего тревожили жар и страсть в его глазах: одним взглядом он пробуждал в ее крови безумные желания, от которых перехватывало горло.
Усилием воли, вынуждая себя успокоиться, Каро пристально всмотрелась в сверкающую даль моря и вслушалась в тихий шепот волн далеко внизу, набегавших на берег вечным неустанным прибоем.
– Надеюсь, Йейтс спокойно спит? – прервала она, наконец, молчание.
– Да, слава Богу, – кивнул майор. – Впервые за много недель он обрел некое подобие покоя.
Лейтенант Джон Йейтс потерял ногу в Испании во время последнего ожесточенного сражения с наполеоновскими войсками, и рана никак не заживала. Бедняга слабел день ото дня, метался в жару и умолял командира отвезти его домой на остров. Но во время путешествия открытая рана загноилась.
Не в силах покинуть умирающего лейтенанта, майор Лейтон отказался уехать, ожидая конца, который, к счастью, так и не настал. Состояние молодого человека, каким-то чудом улучшилось сегодня утром; лихорадка спала, и врач объявил, что все, возможно, обойдется.
– Я невыразимо благодарен вам, – пробормотал майор. – Именно вы спасли жизнь Йейтсу.
– О, вовсе не я, – скромно покачала головой Каро. – Доктор Алленби – превосходный врач, а я всего лишь помогла.
– Но именно вы сутками сидели у его постели.
Она действительно преданно ухаживала за лейтенантом, потому что у местного доктора было очень много пациентов. Но и майор Лейтон сыграл в выздоровлении Йейтса жизненно важную роль: подменял ее при необходимости, послушно и без жалоб выполняя любую самую грязную работу, придерживал метавшегося в бреду лейтенанта, пока она накладывала на рану мази и бальзамы, вливала в его горло омерзительно вонючие зелья и накладывала холодные компрессы на его горящий лоб.
– Йейтс жив, – настаивал Лейтон, – потому что вы не дали ему умереть. Думаю, что его спасла исключительно ваша сила воли.
Каро чувствовала себя польщенной его похвалой.
– Что же… я славлюсь своим упрямством.
Лейтон ответил легкой улыбкой. Она никогда не видела, как он улыбается, и у нее от восторга сжалось сердце. Все же ее влекла к нему не столько его истинно мужская привлекательность, сколько неподдельная тревога Лейтона за раненого подчиненного.