Джек встал, стащил галстук и отбросил его. Он довольно долго снова наполнял бокал, слегка при этом покачиваясь.
Он был пьян. Сердце у Фионы упало. Он придет сейчас к ней на кровать, чтобы выполнить свои обязанности… и что ей делать? Ее тело и мозг испытывали странную опустошенность, и предстоящая перспектива ее ужасала. Ее ужасало то, что когда-то было самым потрясающим в ее жизни.
Ее воспоминания были ярко окрашены их страстью, от которой ничего не осталось. Куда-то подевались волнение, интерес. Остались только гнев и недоверие.
Джек стащил через голову рубашку и бросил ее на пол. В течение считанных мгновений он сбросил брюки и остался перед ней обнаженным.
Огненные блики играли на его теле, очерчивая выпуклости на его груди, мышцы его рук и плеч, отражаясь на плоском животе. Он был прекрасен. Даже сейчас вид его обнаженного тела согревал Фиону и наполнял предощущением чего-то волнующего.
– Почему ты до сих пор одета? – хрипло спросил он.
– Мне было холодно.
Его губы изобразили подобие улыбки.
– Если нам суждено сделать ребенка, ты должна принести жертвы.
Фиона лишь смогла кивнуть:
– Конечно. – Встав, она развязала платье, не спуская взгляда с Джека. В нем ощущалась какая-то напряженность, словно он собирался броситься в атаку.
Что вовсе не так уж плохо, решила она, глядя в его голубые глаза и обращая внимание на длинные загнутые ресницы. Он в самом деле может броситься в атаку, и это будет чудесно. Она уже это знала. Он был из числа покорителей сердец, чрезвычайно искусный в постели и готовый получить удовольствие, доставляя его другому.
Фиона закусила губу, чтобы справиться с дрожью. Ей хотелось обнять Джека и зацеловать его, призвав его продолжить это обольщение. Ей хотелось положить ладонь ему на лицо и ощутить щетину на щеках и подбородке. Ей хотелось обвить его шею руками, притянуть его рот к своим губам и снова вкусить в полной мере страсть, некогда бурлившую между ними.
О Господи, вот оно! Они были одни в его постели, были женаты, ничто не мешало довести до завершения их брачный союз. Совершенно ничто!
Фиона нервно огляделась вокруг.
– Какая славная комната!
Он не спускал с нее взгляда.
– Славная, в самом деле.
Щеки у Фионы пылали, она изо всех сил пыталась отвлечься от непрошеных мыслей и обрести над собой контроль.
– Изысканная спальня. Это обюссонский ковер?
– Да. – Джек направился по ковру к кровати.
– А часы…
– Часы ормолу. – Он остановился рядом с кроватью. – Стулья хепплуайт. Стол пембрук, а висящая над камином картина принадлежит кисти Рубенса. Что еще ты желаешь узнать?
– Ты хорошо знаешь свой дом. – Фиона бросила на Джека любопытный взгляд. – А почему ты интересуешься такими подробностями?
– Потому что это мое.
– И тем не менее… ты не поинтересовался именем моего слуги?
– Слуги, как и все люди, приходят и уходят. А дом останется моим, пока я существую.
Она заставила себя не смотреть на Джека, который стоял такой красивый и обнаженный рядом с кроватью. Ага, картина над камином.
– Очень симпатичная картина.
На картине была изображена рыжеволосая женщина, вглядывающаяся в лицо своего возлюбленного. На ее лице читалось чувственное желание.
– Ой, она обнаженная!
– Да, все красивые женщины должны быть обнаженными. – Джек сел на край кровати, и матрац прогнулся под ним, а его бедро соприкоснулось с ее ногой.
Фиона сделала попытку отодвинуться, но ей помешали это сделать простыни.
Он положил руку ей на колени. Фиона застыла, сердце ее заколотилось так гулко, что, казалось, он мог услышать его удары.
– Джек, может быть… может быть, мы немного подождем, пока…
– Нет, ты добивалась этого брака, Маклейн. Хотела настолько сильно, что лишила меня свободы. И теперь ты его получила.