Варюнька несла сумку молча, думая о чем-то своем. Ванек после подслушанного разговора стеснялся на нее смотреть. Мать тоже молчала. Она чувствовала себя обиженной. Растила детей, думала, утешат на старости лет Утешат, жди от них Заболеешь, воды подать некому И в то же время она понимала, что несправедлива сейчас к своим детям. Все уезжают! Все куда-то едут, едут Век, что ли, такой пришел?
На остановке Ванек поставил чемодан возле сруба, посеревшего от времени, омытого дождями и высушенного солнцем. Дядя Петя Чистяков хотел избу поставить сыну. Думал, вернется из армии, женится, будет, где жить. Купил лес, поставил сруб, а сын пришел и подался в город. Стоит сруб, мокнет под дождями, защищает ожидающих автобуса от ветра. Земля вокруг него притоптана, особенно вокруг нижнего венца, бревна, торчащего из-под сруба. На нем, как всегда, сидели и курили мужики. Среди них был тракторист Мишка Кулдошин, парень с голубыми детскими глазами и всегда обветренным лицом. Летом, когда Ванек был штурвальным на комбайне Скворца, Кулдошин работал с ними в одном звене и всегда помогал. Старенький Колькин комбайн часто ломался, а молодые ребята не во всем могли разобраться сами. Кулдошин, увидев Ванька, спросил его:
Это не ты, Ванек, вчера бригадиру полную избу воробьев напустил? Всю ночь, говорит, за ними гонялись!
Нужен он мне, передернул плечами Егоркин.
Каких это воробьев? подозрительно взглянула на него мать.
А я знаю? Спроси у него!
Появились Чеботарев и Скворец. Колька пришел со своим японским магнитофоном, который он привез с Дальнего Востока, из армии, где служил в стройбате.
Ну, Ванек, прощальную, любимую твою, сказал Колька. Костер у дороги!
От музыки, от печальных слов этой песни у Егоркина всегда становилось на душе тоскливо. А сейчас и без того было грустно и томительно, как всегда бывает, когда покидаешь родные места, а тем более в первый раз. Что там впереди? Что?
Егоркин до этого момента как-то не осознавал всей важности сегодняшнего дня. Сколько раз приходилось ему ожидать автобус у сруба, но уезжал он прежде на день-два, зная наперед, что скоро вернется. А теперь покидал деревню, может быть, навсегда. Будет, конечно, приезжать, но гостем, гостем по праздникам. Пристально, прощаясь, оглядывал он родные места: луг с пересекающими его телефонными столбами, появившимися уже на его памяти; тракторную базу, на которой этим летом возился с комбайном, готовя его к уборочной; зернохранилище возле него когда-то был ток, и Ванек вместе с другими мальчишками воровал из вороха зерно, насыпая за пазуху. Потом они меняли у бабки Семушкиной зерно на яблоки. Ток давно перевели на центральную усадьбу, а бабка Семушкина умерла. Ванек смотрел на магазин, на тополя рядом с ним. Смотрел на зеленый финский домик тети Поли, сестры отца, на вишневый сад под его окнами Сердце Егоркина дрогнуло. Мимо тети Полиного сада торопливо шла Валя. Ванек понял, что идет она к нему, к нему! Он сглотнул подступивший комок и метнул быстрый взгляд на приятелей. Когда она подошла совсем близко, Егоркин двинулся навстречу. Вспомнилась она вчерашняя, заспанная, в одной рубашке, вспомнилось, как не вышла к нему, и стало обидно, что не смог провести с ней последний вечер.
Зачем пришла-то? Людей смешить Не смешно! глядя в сторону, буркнул Ванек.
Дурак, я не знала, что ты уезжаешь! тронула его за рукав куртки Валя.
Давай хоть за угол зайдем, а то стоим, как на сцене, покосился на приятелей Ванек.
Они зашли за угол сруба.
Как же ты не знала, я тебе вчера говорил! Он смотрел прямо в глаза девушке и чувствовал, что не те слова говорит, не те. Нашел время обиду выказывать. Последний же день! Последние минуты! Нужны сейчас совсем другие слова, другие!
Говорил Вспомни, как говорил Стекло вон разбил!
Ничего, вставите другое. Стекла в магазине много. Копейки стоит, продолжал он все тем же тоном. А перейти на нужный, сам не зная почему, не мог.
Писать-то будешь? держась за его рукав, словно он хотел убежать, а она удерживала, спросила Валя.
Не буду, грубо ответил Ванек.
Это почему же? опустила Валя голову. Пухлые щеки ее стали наливаться краской.
Нужна ты мне! Я там городскую найду.
Дурак ты! Дурак! вскинулась Валя и, отпустив рукав, взмахнула рукой, пытаясь ударить Егоркина.
Он поймал ее руку и прижал к себе, ласково говоря:
Ну что ты, что ты! Я же пошутил! Посмотреть хотел, как ты среагируешь!
Вот среаги гировала бы по шее! всхлипывая, проговорила Валя и прильнула щекой к куртке Ванька. Тогда б узнал!
Я знаю, рука у тебя крепкая. Накачала на коровнике, сказал Ванек, поглаживая пальцами волосы девушки, ощущая их приятный запах.
Опять смеешься? подняла Валя заплаканные глаза, но не отстранилась.
Я не смеюсь! Ты вправду сильная Вон вчера Петьку кочергой огрела, у него шишка на шее с гусиное яйцо!
И снова почувствовал, что не те слова говорит, не те, что хотелось.
Это не я! засмеялась девушка. Это мать. Я не выходила.
Ты тут смотри, если он приставать станет, гони его! Ладно?
Это кого же?
А того Петьку!
Ты что?
Я ни что! Гони, говорю, и все!