Сослуживцы глядели с сочувствием. Они говорили, что на мне лица нет и что еще немного — и мне удастся умереть своей смертью на Земле и таким образом избежать мучений и ужасов на других планетах.
В космопорте я выяснил, что полеты в нужную мне часть галактики крайне редки. Никаких регулярных рейсов к А-13 — С-147 не существовало. Раз или два в три года туда залетали «грузовики». Они завозили почту, продукты, оборудование, а обратным рейсом везли местных бронтозавров для космических зоопарков Земли и других цивилизованных планет. Пассажиров, как правило, брали редко и неохотно. Правда, в конце концов для меня нашли подходящий корабль.
Капитан, загорелый, широкоплечий, коренастый детина, оказался старым космическим волком со стальными клыками, железной волей и, как ни странно, вполне добродушной улыбкой и хитрым прищуром спокойных карих глаз. Дремучие заросли, покрывавшие обширные пространства его физиономии, очевидно, никогда не подвергались расчистке бритвой. О существовании парикмахерских бравый капитан, естественно, не догадывался. В первые минуты нашего знакомства я был совершенно потрясен его видом и долгое время пытался сообразить, где у него кончается шевелюра, а где начинается борода, уже потом понял, что все это у капитана единое и неделимое целое.
Звали капитана Прохор Булкин. Когда нас представили друг другу, он медленно осмотрел меня сначала одним глазом, левым, затем подключил к осмотру свой правый глаз и, составив определенное мнение о моей персоне (очевидно, мнение это было не очень лестным для меня), сказал:
— Угу! — это, видимо, означало, что со мной все более-менее ясно.
В душе я содрогнулся, но промолчал.
— Что ж, — ответил капитан представителям нашего института на их немые вопросы о моей дальнейшей участи. — До планеты мы его довезем, если, конечно, организм пассажира, — тут капитан бросил выразительный взгляд в мою сторону, — выдержит все тяготы пути. Сами-то мы полетим еще дальше и обратно на Землю забрать вашего друга сможем только месяцев через пять десять… — Как-то очень уж неопределенно протянул капитан, словно прикидывая, стоит ли заворачивать к А-13 — С-147 на обратном пути за мной и не будет ли это пустой тратой времени и горючего. — Впрочем, — добавил капитан Прохор после некоторого раздумья, — будем надеяться, что с вами, товарищ Авоськин, за эти месяцы ничего серьезного не случится. Филька! Покажи нашему пассажиру его каюту!
На зов капитана из недр звездолета вылез маленький, шустрый робот, довольно древняя модель, если судить по облупленной краске на боках и по многочисленным вмятинам и заплатам на корпусе, от заводской полировки которого, увы, давно не осталось и следов. Робот козырнул капитану, подхватил мои чемоданы и бодро заковылял по коридору куда-то в носовую часть звездолета. Я поспешил за ним.
После осмотра каюты, напоминавшей отделение музея археологии (то самое, над которым висит табличка: «Здесь жили наши далекие предки в Доледниковый период»), я отправился побродить и последний раз по своей родной планете.
Отпуская меня на прогулку, Прохор Булкин сообщил, что вылетаем завтра в семь и что если мне вздумается опоздать хоть на минуту, то я буду добираться до своей планеты пешком. Учитывая общее состояние моего здоровья и то, что до А-13 — С-147 около четырехсот парсеков, капитан полагал, что такая перспектива меня не совсем устроит. И я поспешил заверить капитана Прохора, что вернусь вовремя.
Глава 3
Корабль, на котором я начинал свои странствия, носил гордое имя «Звездный орел». Его надо было видеть! Теперь таких уже, к счастью, не строят. Гравитационные двигатели! Обшивка из необделия! Реликт! До сих пор не понимаю, почему эта штука летала. Любой служащий музея звездоплавания согласился бы пожертвовать своей правой рукой, лишь бы заполучить «Звездный орел» в качестве экспоната.
Но факт остается фактом — «Орел» ползал от звезды к звезде, от планеты к планете, ухитрялся перевозить грузы и даже пассажиров.
Когда до меня дошло, в каком саркофаге собираются везти мою особу, а дошла эта истина до меня на вторые сутки полета (первые сутки мне посчастливилось благополучно проспать в своей каюте), меня затрясло. Если на Земле еще могли возникать какие-то худосочные иллюзии по поводу итогов моей командировки, то теперь и остатки надежд были развеяны, точно хвост кометы.
— Да! — сказал я себе. — На Землю мне уже, видимо, не вернуться даже по частям.
И я отправил срочную депешу, в которой отменил свое старое решение относительно кладбища, и засел писать некролог.
Вообще говоря, существует широко распространенное заблуждение, будто бы сочинение некролога — священная обязанность ваших родных и близких. Я считаю, не стоит взваливать на друзей и убитых горем родственников такую ответственную задачу, тем более что трудно заранее сказать, насколько хорошо они с ней справятся. Думаю, лучше самого покойника никто о нем некролога не напишет. В этом пункте стоит быть предусмотрительным. Времени у меня было достаточно, и я мог позволить себе подобную роскошь. Помню мое творение начиналось словами: «Он был скромным тружеником науки…» Далее я перечислял свои способности, таланты и моральные качества, среди которых: объективность, целеустремленность, принципиальность и т. п. на четырех страницах. Впоследствии, когда я читал некролог близкому кругу друзей, многие не могли удержаться от слез. Даже наш капитан Прохор Булкин, помню, пожал мне руку и сказал, что только из этого опуса узнал, какой я золотой человек и как меня будет недоставать им всем, если я вздумаю «сковырнуться».