Мне плевать, что он такое, процедил он уже не так резко, лишь раздраженно махнув рукой. Я знаю только то, что эта штука едва не убила моего человека. Моего солдата! Я сразу заявляю, что я не потерплю ничего подобного в расположении своего полка! Мало мне орд французов, теперь мои люди будут гибнуть и в тылу? И не от пули, а от руки какого-то какой-то
Рядовой Лемм действовал в порядке самообороны! не сдержался Дирк. И пожалел об этом.
Молчать! Фон Мердер повернулся в его сторону. Его лицо пошло жидким неровным румянцем. Какое право вы имеете перебивать старшего офицера! Хауптман, велите своим мертвецам заткнуться или я прикажу вышвырнуть их из штаба! Он и без того пропах тухлым мясом.
Тоттмейстер Бергер молча кивнул, и Дирк ощутил, как отнимается язык. Ощущение было пренеприятнейшим, словно он набрал полный рот грязной затхлой жижи из болота. И он знал, что никаким образом это ощущение побороть не сможет. Воля тоттмейстера способна была полностью управлять его телом. В одно мгновение он стал нем, как Шеффер.
О какой самообороне идет речь? продолжил фон Мердер, уже никем не перебиваемый. Как мертвец может защищаться от человека? Разве эти солдаты могли убить вашего мертвеца с помощью штыков?
Нет, сказал тоттмейстер Бергер хладнокровно. Вероятность этого крайне мала.
Он был утомлен этим бессмысленным собранием, громкими голосами и затхлым воздухом. Дирк ощущал это так же ясно, как и тревожное беспокойство Лемма. Тоттмейстер Бергер не любил шумных препирательств, споров и обвинений. И теперь, вынужденный терять время в обществе штабных офицеров, делался все мрачнее с каждой минутой.
Зато оберст фон Мердер, убедившись в том, что никто из присутствующих не имеет серьезных возражений, строчил, как из пулемета. Это месть, понял Дирк тоскливо, фон Мердер, униженный тоттмейстером Бергером при первой встрече, поставленный в неловкое положение, вынужденный обратиться к нему за помощью, теперь брал свое. Как командир полка, он имел полное право собирать офицеров для разбирательства. И теперь пользовался им в полной мере, сознавая собственную правоту.
Так, значит, вероятность крайне мала, как вы сами признали? Вашему мертвецу не угрожала опасность, он же, в свою очередь, посягнул на человеческую жизнь, и только лишь благодаря случайности на местном полевом кладбище сегодня не появилась новая могила. У ефрейтора Браунфельса фельдшер определил перелом трех ребер и гематому брюшной области. Был бы удар чуть сильнее, его внутренности превратились бы в паштет.
Дирк подумал о том, что, захоти Лемм, он мог бы вырвать у своего обидчика руку с корнем, а потом оторвать и голову. Причем для этого ему потребовалось бы всего несколько пальцев. Как бы то ни было, сейчас Дирк находился в равном положении с самим Леммом оба могли лишь слушать, не участвуя в разговоре.
Разрешите спросить, господин оберст, вступил вдруг Крамер, до сих пор хранивший молчание, о каком ефрейторе Браунфельсе идет речь? Не о том, который из шестнадцатого взвода?
Фон Мердер сверкнул глазом в сторону своего подчиненного.
О нем. Знаком вам, лейтенант?
Еще как. Мародер, насильник и хам, твердым голосом сообщил Крамер. Я собирался сам отдать его под трибунал за прошлые заслуги, но из-за французского наступления не успел. Признаю свою вину.
Фон Мердер уставился на Крамера с таким видом, что тот едва не поперхнулся. Среди штабных офицеров зашелестел шепот. У шепота, как у рассветного неба, есть множество оттенков. Шепот, затопивший штабной блиндаж, был неприятного рода. Неодобрительный, едкий.
Покрываете мертвеца, лейтенант? нахмурился фон Мердер, сбавив тон. Получив удар с неожиданного направления, он, как опытный командир, сперва собирался провести перегруппировку и оценить ситуацию.
Но Крамер не спешил атаковать. Выглядел он почтительно, но вместе с тем уверенно.
Никак нет, господин оберст. Просто хотел заметить, что этот Браунфельс неприятный тип. И наверняка получил по заслугам.
В своем полку я сам буду оценивать заслуги каждого! Значит, будь ваша воля, вы бы спустили все на тормозах, не так ли? И терпеливо взирали бы на то, как ходячие мертвецы убивают ваших товарищей?
Штабные офицеры, рассудительно предпочитающие хранить молчание, присутствующие лишь в качестве молчаливой, но грозной силы, взирали на Крамера с неодобрением. Он и сам ощутил это. Крамер стоял между мертвецами и офицерами своего полка, так что стороннему наблюдателю сложно было бы определить, к какой из групп он относится.
Я не имел в виду ничего подобного, господин оберст, сказал он, сохраняя внешнее спокойствие. Но мне кажется, что в данном случае зачинщиками выступили именно наши солдаты. Я не разбираю виновных на живых и мертвых. Вопрос справедливости выше того, кто жив, а кто нет.
Потрясающее заявление. Оберст фон Мердер, вернувший прежнюю уверенность в голос, демонстративно развел руками, как бы призывая свидетелей оценить сказанную лейтенантом нелепую сентенцию. Так, значит, вы собираетесь уравнять живых и мертвых?
Я Никак нет, господин оберст. Их никак невозможно уравнять. Мертвецы в большинстве своем кажутся мне гораздо достойнее и честнее нас, живых.