Обитатели здешних квартир могли с утра до ночи барабанить на пианино, включать на полную мощность телевизор или стереоустановку, выяснять между собой отношения с битьем тарелок и чуть ли не палить в потолок из автоматического оружия. Звуки же, ограниченные могучими стенами и надежными потолочными перекрытиями, не покидали пространства, где были произведены, и медленно гасли, поблуждав в четырех стенах. Достоинства квартиры для хозяина вдруг обернулись смертельной напастью; никто ничего не услышал, никто не пришел на помощь.
Правда, шумели в этой квартире, только выясняя отношения с миром вещей. Хозяина же убивали тихо, почти беззвучно. К тому времени, как я попал на место происшествия, труп уже успели увезти. Однако кресло, к которому покойник был привязан ремнями, по-прежнему стояло на видном месте в центре комнаты. По-моему, кресло было вообще единственной вещью, оставшейся целой после погрома.
Оно и понятно: убийцам оно было необходимо для работы. Судя по глубоким царапинам от ногтей, отчетливо заметным на нижней части деревянных подлокотников, покойный очень мучился перед смертью. Точнее, его мучили. За последние два-три года технология пыток во многом усовершенствовалась, сделалась простой и эффективной. Всевозможный блестящий металлический пыточный инструмент, знакомый нам по кино, и применялся только в кино. Нынешний садист-профессионал пренебрегал и громоздкой электротехникой вроде паяльника или утюга.
Может быть, на каких-то конспиративных точках, куда клиентов привозили для разборок с кляпом во рту, этот киношный инвентарь еще иногда и использовался. Но для выездной модели устрашения с убийством эта техника не годилась — не понесешь же утюг с собой и не будешь же, в самом деле, тратить время в чужой квартире, отыскивая что-нибудь из хозяйских запасов.
Зато прозрачный полиэтиленовый пакет без труда можно было отыскать в любой квартире или даже самому захватить на дело, сложив его вдесятеро и сунув в карманчик джинсов. Пакет этот при разборке легко надевался на голову крепко связанной жертве, горловина перетягивалась веревочкой. Когда воздух в пакете кончался и жертва начинала терять сознание от асфиксии, пакет снимался, и человек, приведенный в чувство, вновь мог отвечать на интересующий палача вопрос. Если, разумеется, в принципе знал ответ.
Я отвел взгляд от страшных царапин на подлокотниках и подумал, что смерть хозяина отнюдь не означает, что преступники смогли получить от него нужный ответ или что-то самостоятельно обнаружить во время своего обыска, замаскированного под буйный погром. Возможно, хозяин, наоборот, не пожелал отвечать и был убит в наказание за строптивость. Или просто, действительно не знал, что от него хотят, и был убит по причине собственной бесполезности. Отыскать нужный вариант из трех возможных можно было, лишь догадавшись, что же именно мог знать (или не знать) покойный хозяин однокомнатной квартиры улучшенной планировки, доктор технических наук господин Фролов Георгий Николаевич, 1920 года рождения, холостой и ранее не судимый.
Голос откуда-то снизу, от уровня моего колена, прервал мои размышления о покойном докторе наук, убитом на третьем этаже дома по улице Алексея Толстого.
— Позвольте… — озабоченно пробормотал голос, и я обнаружил прямо у своих ног согнутого в три погибели одного из экспертов с Петровки, который что-то такое делал с обломками разбитого сервиза. Кажется, пытался найти какие-нибудь отпечатки пальцев.
Я послушно сделал шажок назад и дал дотянуться криминалисту до очередного черепка.