Казалось, ничто не угрожало счастью невольных робинзонов. Они ни в чем не нуждались, все необходимое, что не мог дать им сам остров, появлялось незамедлительно, словно кто-то следил за их желаниями и, угадывая их, немедленно выполнял. Климат на острове был ровным. Лето сменялось золотой осенью, за которой сразу же, минуя зиму, наступала весна.
И тем не менее беда пришла. Она пришла не откуда-то извне. Источником беды был сам Сергей. Все чаще и чаще его охватывало смутное беспокойство и раздражительность. Все реже он садился за письменный стол и включал компьютер. Ольга, которой он еще недавно в часы отдыха любовался и восхищался, стала его раздражать. Особенно ее неизменная покладистость. Казалось, она угадывала его желания и это угадывание и следующие за ним поступки вместо радости вызывали все усиливающееся раздражение. В таких случаях Ольга терялась, жалобно смотрела на него, тщетно стараясь понять причину. Нет, Сергей внешне никак не проявлял свое состояние, он был по-прежнему ровен и спокоен, но она неизменно, каким-то шестым чувством, угадывала его недовольство.
Однажды, проснувшись ночью, Сергей заметил, что она плачет. Раньше это взволновало бы его, обеспокоило, во всяком случае он постарался бы выяснить причину, но теперь лишь с досадой повернулся на другой бок и сделал вид, что спит. Это не укрылось от жены, и она весь следующий день была грустной и старалась не попадаться ему на глаза.
В последний год такое случалось все чаще. Сергей стал теперь уходить надолго в лес, возвращаясь только к вечеру, а иногда и на следующий день.
Особенно его тянуло на холмы юго-западной части острова. Он давно уже привык спать под открытым небом. На острове не встречались крупные хищники и ядовитые змеи. Однажды, правда, он обнаружил следы, судя по признакам, кошачей породы, но не мог определить его вида.
Сидя во время одной из таких прогулок у костра и наблюдая, как его отблески пляшут в окружающей тьме ночи, Сергей задумался, стараясь разобраться в самом себе. Его чувства к жене не вызывали у него никакого сомнения. Он любил ее и твердо знал это. Он тяготился своей раздражительностью, приносящей жене огорчения. Часто засыпая и вспоминая прошедший день, Сергей давал себе слово завтра быть предельно внимательным к Ольге, но наступало утро, и все оставалось по-прежнему. Приступы беспричинной раздражительности учащались. Хуже было то, что его уже не тянуло к работе. Не было того всеохватывающего волнения, когда под его рукой рождались новые уравнения и формулы. Все сделанное им ранее представлялось ненужным. "Может быть, я дичаю, – с горькой усмешкой думал Сергей. – Я даже перестал бриться". Он провел рукой по щеке. "Отпустить, что ли, бороду и стать настоящим дикарем с всклокоченной бородой и крепкими длинными когтями. Нет, с этим пора кончать". Ему вдруг захотелось искупаться.
До побережья по прямой было недалеко. Он быстро поел поджарившееся уже мясо, взял карабин и сумку и пошел к берегу, намереваясь провести ночь на берегу моря.
Он шел мимо холмов, вершины которых темнели на фоне неба. Погруженный в свои мысли, Сергей не заметил, что прошел уже порядочно, а берега, который должен был быть рядом, все не чувствовалось.
"По-видимому, я несколько завернул к северу", – подумал он и сменил направление. Прошел еще час, но берег так и не показывался. "Что за черт! – выругался Сергей. – Придется дождаться утра". Он огляделся. Холмы исчезли. Поверхность была ровной. Деревья росли очень редко. Под ногами – высокая трава. Сергей положил под голову сумку и лег, но сейчас же вскочил. Небо!.. Оно было чужое…
ПОД НОВОЙ ЛУНОЙ
Постепенно стало светать. Сергей остановился. Охвативший его вначале страх прошел. Возможно, необычности ситуаций за последние шесть лет жизни приучили его не удивляться внезапности перемен. Скорее не разумом, а подсознанием он уже давно ощутил странность реальности, если эта реальность была действительно реальностью, а не искусственным созданием развившейся за двести лет его отсутствия на Земле цивилизации. Поэтому чужое небо, поразившее его, могло бы вызвать у кого-то другого психологический шок, у него же это после вполне естественного испуга теперь вызывало скорее чувство любопытства. Поэтому он спокойно воспринял восход огромной луны, диаметр которой превышал раз в пять диаметр земного спутника. Стало почти светло. Серебристый свет ночного светила искажал краски, но Сергею казалось, что листва деревьев, так же, как и трава, окрашена в привычный зеленый цвет. Это его совсем успокоило.
Он ждал, что наваждение скоро кончится, и он снова будет у себя дома и увидит жену и детей. Чтобы не сидеть на месте, Сергей пошел, выбрав себе для ориентира холм, видневшийся на горизонте. Горизонт ему показался несколько суженным. "Если это другая планета, – подумал он, – то ее радиус уступает земному". Легкость в членах подтверждала догадку.
Теоретически он вполне допускал подобные смещения пространства и времени, тем более что его собственные расчеты доказывали их возможность, но это только теоретически. Что касается практики, тем более практики, где он сам оказался действующим лицом, то это как-то не укладывалось в сознании.
Так, мы часто теоретически понимаем вероятность катастроф, крушения поездов, самолетов, но не можем себе представить, вернее, не хотим представить себя их участниками. Мы все знаем, что умрем, но стараемся не думать об этом; планируем свои действия на время, превышающее подчас тот отрезок, который нам остается пройти в этой жизни. Наша душа окружена коконом иллюзии своей собственной исключительности и нашептывает нам из этого кокона: "Спокойно, с тобой ничего не случится, а если и случится, то не с тобой, а с твоим соседом". Как хорошо, как это удобно и как это необходимо!