Только мое фото с Сахаровым — фотомонтаж. Мы с ним действительно один раз встречались, однако упрямый старик не пожелал фотографироваться. Сказал мне своим скрипучим голосом, что в Горьком так устал от оперативной съемки ГБ, что теперь старается, без крайней на то необходимости, не глядеть в объектив. Я проглотил обиду такого сравнения. Гений, что с него возьмешь. К тому же в нашей фотолаборатории мне потом сделали очень солидный монтаж: Сахаров жмет мне руку и улыбается. А я — ему. Трогательно так все получилось, просто до слез…
Штатские по привычке въехали глазами в Ельцина, потом в Папу Римского. Даже не заметили, что прямо по курсу за своим рабочим столом сижу я и закуриваю сигарету. Учуяли только запах дыма и повернули свои глазки ко мне. Один из штатских сказал очень любезно: «Господин Морозов! Извините, что без приглашения. С вами тут хотели бы побеседовать…» Я поднялся было с места, но второй штатский замахал рукой. Мол, сидите-сидите. Никуда ехать не надо, гора сама явится к Магомету. И точно, секунд через тридцать гора явилась. Ленивым жестом выпроводила штатских и села напротив моего стола. Горе было лет тридцать пять. Гора была одета в суперэлегантный и модный костюм от Юдашкина.
— Привет, Олег! — сказал я. — Виноват, Олег… м-м… Витальевич.
— Доброе утро, Виктор Ноевич, — любезно отозвался гость.
Я сначала даже не понял, куда он смотрит, но потом сообразил. На мои настольные часы он смотрит. Огромные, в форме морского штурвала, раньше такие у Брежнева были. Я их достал уже после того, как Олег покинул нашу редакцию. Большому кораблю, сами понимаете…
— Слушаю вас, — сказал я со всевозможной учтивостью, не перерастающей, однако, в подобострастие. При желании в этом моем «слушаю» можно было уловить чуть заметный привкус почтительной издевки.
— Часики брежневские, конечно, подделка? — спросил Олег.
— Конечно, подлинные, — небрежным тоном соврал я. — Ребята из Протокольного отдела подарили. А что, восстанавливаем реликвии? Чтобы все было как при дедушке? Часы, если надо, готов вернуть. А вот статью сто девяностую-прим лучше бы не возвращать.
— Ладно, вернем народу статью семидесятую.
Олег оценил мою маленькую фронду. Но видно было, что настроения пикироваться, как в былые времена, у него нет. Да и не подобает чину.
— Виктор Ноевич. — Вялым жестом начальника Олег разогнал табачный дым, и я тотчас же загасил свою сигарету. — Я к вам по-приятельски зашел. Знал, что в утренний час мой визит вас не слишком обременит.
— Не слишком, — подтвердил я, не очень понимая, в чем дело.
Олег кивнул.
— Есть мнение, Виктор Ноевич, что в России чересчур много газет. Мы, конечно, не против свободы слова, но, сами понимаете, излишний разброс суждений дезориентирует человека труда. Он не знает, чему верить. Еще при «уральском медведе», — Олег не глядя ткнул указующим перстом куда-то вбок, где, по его расчетам, должна была висеть фотография Ельцина, — пресса совершенно обнаглела…
Я машинально проследил направление его пальца и обнаружил, что он по ошибке указывает на Папу Римского. Да-с, что было то было. Догмат о непогрешимости Папы в ту пору не соблюдали все, кому не лень. Я в том числе.
— Мы не собираемся сразу кого-то запрещать, — продолжал между тем Олег. — Но есть меры, так сказать, экономического воздействия…
Я почему-то не испугался. Наверное, потому, что понял: для того, чтобы раздавить газету, не нужно предварительно устраивать рандеву с редактором. Такие вещи делаются бесконтактным способом. Знаем-знаем. Тем не менее, я изобразил на лице гримасу отчасти поруганной Добродетели:
— Начнете, разумеется, с нас?
Олег начальственно усмехнулся. Кажется, ему было приятно покровительствовать своему бывшему главному.