— Сколько себя помню, была такой, — ответила она, в конце концов, — Сергей всегда винил моих родителей, он их, вообще, недолюбливает. Они его, правда, тоже. Мама, до сих пор, вспоминает Родиона — друга детства и говорит, что лучше бы я вышла за него.
— Так почему не вышла? Неземная любовь? Детей то у вас, вроде как, нет.
Внезапно на бледных щеках Марго появился яркий румянец, хорошо заметный даже в призрачном сиянии ночного светила. Потом женщина нервно обернулась и посмотрела на спящего супруга, словно опасалась его внезапного пробуждения. Куда там! Серёга принялся храпеть, да ещё и с таким энтузиазмом, будто ему снились исключительно перфораторы. Наконец тёмные глаза вопросительно уставились на меня.
— Но он твой друг и всё это тебе может не понравиться…Ты ему ничего не расскажешь?
— Валяй, — я махнул рукой, — думаю, никаких Америк ты мне не откроешь. Нет, серьёзно, я буду нем, как могила.
На физиономии Риты появилось сосредоточенное выражение, словно она пыталась подобрать подходящие слова.
— Родион, — начало далось ей крайне нелегко, — он был, такой же, как я — тихий, скромный и нежный. Иногда мы с ним часами просто сидели и молчали: слова были не нужны — мы хорошо общались и без них. А Сергей тогда был симпатичным бойким парнем, которому ничего не стоило убрать с дороги настолько никчемного соперника, — она помолчала и вдруг её лицо исказила судорога омерзения, — но, думаю, дело было совсем не в этом. Ты же знаешь теорию Альф и Омег?
Я кивнул, криво ухмыльнувшись: меня всегда раздражало навязчивое желание во всём строить чёткие теории и подгонять всех под одну гребёнку.
— Вот ты, например, типичный альфа, ну или около того, — она махнула рукой, — женщины это хорошо чувствуют. А Сергей, он ведь даже не бета, так — гамма, какая‑то, которой очень хочется доминировать. А над кем это лучше всего делать? Думаешь, я не знаю, как меня называют за глаза? Овцой, курицей, а то и похуже. Лучшей кандидатуры и не найти. Вот и отбил, подходящее…А сегодня, когда меня ударило, честно говоря, решила: всё, конец. И тут вспомнилась вся моя жизнь и такая тоска взяла. Подумать: и сама — ничтожество и муж — пустое место. Детей — нет, потому как муж всё хотел пожить для себя. Умру и что от меня останется? Ничего.
Её голос становился всё звонче, пока я не сообразил, к чему всё пришло: Рита опустила лицо в ладони и плакала, подрагивая всем своим худеньким телом. Я подсел ближе и обнял женщину за плечи, ощущая короткие судороги рыданий. Вот хренотень! А я то думал — моя жизнь не задалась.
— Так разводись, — тихо сказал я и погладил по голове, — найди этого, своего Родиона, выходи замуж и нарожай ему детишек. Ещё не поздно, ты молодая баба…
— Поздно, — она тяжело вздохнула, — Родион, после моей свадьбы, спился и умер. Да и Сергей вряд ли отпустит меня.
— А сама? Никак?
Рита внезапно замерла, словно её посетило откровение, а потом подняла на меня задумчивые глаза. Лицо её блестело от слёз, но в нём проявилась некая внутренняя глубина, словно беспозвоночное вдруг обрело хребет.
— Может ты и прав, — сказала она и вдруг чмокнула меня в щёку. Абсолютно нечувственный поцелуй, но с примесью странной свежести и цветочных ароматов, — большое спасибо. Давай ещё поговорим, только не о личной жизни, меня и без того, от неё тошнит.
Поговорили про кино. Как ни странно, но эта запуганная мышка, больше всего на свете обожала фильмы ужасов. В частности, производства небезызвестной фирмы Трома. Тихо хихикая, Рита рассказывала, как по ночам, когда Сергей уже вовсю храпел в соседней комнате, она садилась почти вплотную к плазменной панели и включала нечто эдакое, с мясокровищей.
— Это у тебя, видимо, на почве работы, — предположил я, вспомнив что моя собеседница работает бухгалтером в строительной фирме, — после трудового дня неизменно возникает желание прикончить пару–тройку особенно любимых сослуживцев.
— И не только, — она махнула узкой ладошкой, — вокруг так много хороших, милых людей, обожающих делать пакости.
— Есть такое дело, но вообще‑то, глядя на тебя, скорее представишь за просмотром чего‑то романтического, с принцами на белых конях, ну или как вариант с нежными вампирчиками.
— Нежными? Мне больше нравятся вот такие, — она повернулась ко мне и подняв руки со скрюченными пальцами, открыла рот, полный ровных ослепительно белых зубов, — у–у-у! Страшно?
— Аж уписался. Ну, думаю, если как следует потренироваться, то парочку хомячков ты запросто напугаешь до икоты.
— Ах ты засранец! — она ткнула меня кулаком и вдруг посерьёзнела, — почему мы с тобой раньше никогда не разговаривали? Потому что я такая — никакая?
Интересно, она думает я ей правду скажу? Но, вообще‑то, собеседник она действительно очень неплохой. Намного, кстати, лучше моего товарища. А если к ней притерпеться, то и на мордаху — ничего. Не Вера, естественно, но и не ужас–ужас.
— О чём с тобой говорить, — я отмахнулся, решив свести всё к шутке, — ты ведь наверняка даже не знаешь, как Спартак последний раз сыграл.
— А ты сам то знаешь? — она громко рассмеялась и тут же зажала рот, — ой! Сергей говорил, ты футболом не интересуешься. Вроде как — книгами.
— Угу, — меня несколько смущала затронутая тема, — причём, их тематика несколько связана с твоим любимым жанром, это — романтики: Шелли, Гофман, По, ну и ещё целая куча других.
— Ух ты! — она покачала головой, — а у меня вот, терпения никогда не хватало. Я вообще, читаю чуть ли не по слогам. Когда с Родионом встречались, он мне всё сам читал, у него так хорошо получалась, особенно — стихи.