Старик спокойно спросил:
— Что снилось?
— Не помню. Возможно, плохое что‑то. Так кажется.
Непонятно хмыкнув, колдун спокойно откусил очередной кусок мяса. Прожевал, проглотил:
— Неудивительно.
— Что неудивительно?
— Что плохое снилось. — Взял кусок хлеба, откусил. Повторил с мясом. — Когда я в душу кому лезу, и бодрствующему ужасы мерещатся. А после тех трав, что ты выпил, и колдовать много не надо.
Я обмер. Причем как‑то двойственно. Дикий ужас шел откуда‑то из здешней памяти, например из виденного еще одиноким в своем теле Краем случая, когда колдун, подойдя, взглянул в глаза огромному орку из купеческой охраны, перепившемуся какой‑то гадости и начавшему, хохоча, рубить рабов‑рыбаков на пристани. Охранник упал в похожем на эпилептический припадке. А когда перестал биться — умер. Моя вновь закачанная память не позволила личности Края поддаться панике, однако тоже не осталась абсолютно спокойной. И не от мыслей о принятых внутрь местных аналогах ЛСД, каких‑нибудь мухоморах. Напротив, сильное душевное волнение начало прямо толкать руку к лежащему на столе ножику, дабы решить проблему страха‑ужаса радикально. Остановился благодаря остаткам разума, поддержанным мирным видом абсолютно спокойно жующего колдуна. Несколько прийти в себя дала время сестренка, вылетев из кухни с огромной чашкой мяса и хлеба и кувшином взвара‑компота. Требовалось окончательно успокоить нервы, — почему бы и не вкушая хлеб насущный?
Колдун как ни в чем не бывало продолжил:
— Кто и умирал, бывало. Если я глубоко и долго погляжу.
Оставалось только ответить:
— Так зачем до смерти‑то доводить?
— А зачем с ума сошедшему жить? Жить, как овощ, родных не узнавая?
— Чем я‑то такое внимание заслужил? Ты же в пещере сказал, что все в порядке?
Старик блеснул умными глазами и улыбнулся:
— Тебе никогда не говорили, что язык твой — источник бед твоих?
— Мне нет, — проявил я некоторую нервозность. Поскольку этого только Краю и не говорили.
— Ну так знай отныне.
— Надеюсь, все, что нужно было рассмотреть, увидел? Больше я твоего внимания не удостоюсь?
— Увидел. Немного, но достаточно. Редкая у тебя ценность на шее висела. Других таких в мире и нет, наверное. А уж кто сделал и кому принадлежала, боюсь и представить.
— Так кому же?
— Значит, интересно? Узнать хочешь?
— Хочу.
— Расскажу когда‑нибудь. Наведайся ко мне, молодой воин, как созреешь. Для разговора долгого и о вещах многих.
— А сейчас почему не хочешь?
Колдун хмыкнул:
— Я лжи не люблю. Ни сам говорить, ни слушать. А солгать мне так, чтобы я лжи не почувствовал, могут в этом мире немногие. Готов ли ты, молодой воин, со мной говорить?
Я промолчал. Старик понимающе улыбнулся, блеснув клыками, встал из‑за стола.
— Счастья этому дому. Благодарю за пищу.
На выходе обернулся:
— Как будешь готов, приходи.
Что после этого оставалось? Только плотно поесть, не обращая внимания на сестренку, вся извертелась как шилом уколотая. Не забывая о пропитанном холестерином, но, надеюсь, без генетических модификаций натурпродукте, постарался оценить ситуацию.
Колдун если не все понял, то о многом догадывается, однако по каким‑то причинам молчит. Что его на это подвигло — шкурный мотив или любопытство? Вот вопрос.
Скорее любопытство. На демона я явно не тяну. Но демаскирующие признаки моего «я» старый хрыч, как пить дать, обнаружил. Опасным он меня не считает, иначе сидеть бы мне сейчас в яме под воротной башней. Хочет поговорить.
Какой вывод? Я раскрыт. Если не на сто процентов, то на девяносто девять. Старик не знает только деталей.
А старичок — не профессор‑ботаник из столичного университета. Из трех одержимых, что помнил Край, двоих он сжег на костре. Третьего зарезал на алтаре. Не моргнув глазом, без всяких угрызений совести. В то же время справедлив, умен, пользуется колоссальным авторитетом, и при этом отнюдь не только за сверхъестественные таланты. И должность исполняющего обязанности жреца Одина. Фактически кардинал Ришелье поселка.
Сигурд стар, сколько ему лет, неизвестно никому. Судя по татуировке на щеке, раньше был воином, притом дружинником. Даже род его никому не известен. Долго жил рядом с Кортборгом, почему‑то увязался за поселенцами в Тайнборг, оставив за себя ученика. Как колдун не слаб, в походы ходит регулярно. Несмотря на возраст, легкости движений позавидуют молодые. Как, судя по всему, и мастерству владения тяжелым копьем. Оно же рогатина, как ее звали на Руси.
К слову, местный пантеон ставил множество вопросов о связи с Землей. Ибо отец богов Один и его сыновья Тор, Тюр и прочие не оставляли других вариантов, как и вполне скандинавские имена жителей.
Но эти вопросы можно отложить до разговора с его преосвященством, Сигурдом Проницательным.
Обстоятельный прием пищи был нарушен появлением обнявшей и поцеловавшей меня в макушку матери. Зашедший вслед за ней озабоченный батя, потрепав по той же макушке, посмотрев на тарелку, распорядился:
— Как доешь, иди в оружейную. Вытащишь доспех мой и братьев. Поддоспешники вывеси сушиться. Кольчуги почисти, на моей ржавчина. Братьев — тоже, коли и у них есть.
— Поверх кольчуги что взять хочешь? Чешую? — припомнил содержимое оружейной.
— Байдану эльфийскую, что в последнем походе взял.
— Оружие как, посмотреть?
— Меч, полуторник. Большой кинжал, который с этим мечом ношу. Копье большое, две сулицы. Луки не надо, там все нормально. Секиру подточи, затупилась о доспехи. Щиты не забудь. Братьев оружие не трогай. Сами займутся, коли надо.