Когда он проснулся, в доме никого не было. Выстиранная одежда лежала на стуле. Осторожно встав с постели, Иван ощутил резкий приступ слабости, но немного постояв, сумел справиться с головокружением, самостоятельно оделся и, придерживаясь одной рукой о стену, вышел на улицу.
Насти нигде не было, зато на нижней ступеньке крыльца сидел Джон, строгая тупым ножиком какую-то дощечку. Напротив, внимательно наблюдая за его движениями, устроился знакомый черный пес.
Заметив Ивана, он повернул голову, потом лениво встал, тягучим зябким движением отряхнулся, подошел к лейтенанту, обнюхал его и демонстративно зевнул, показав белые клыки.
Джон медленно отложил нож, обернулся.
В его глазах читалось настороженное ожидание: что еще выкинет русский?
Явного страха во взгляде американского ученого Иван не заметил и, сев рядом, спросил:
– Настя где?
– Пошла в город, – медленно выговаривая слова, ответил Джон. – Сказала, тебе нужны витамины.
– Это опасно?
Херберт пожал плечами.
– Я не знаю. Я никуда не ходить все это время.
– Расскажешь, что стряслось? – не глядя на него, спросил лейтенант.
Херберт медлил с ответом.
– Давай, Джон, выкладывай!
Тот наморщил лоб, пытаясь вникнуть в смысл фразы.
– Я плохо понимаю русский, – медленно произнес он.
– Война? – односложно спросил Иван.
– Да.
– Кто с кем?
– Люди с Чужими, – лаконично ответил Джон. – Мы уже проиграли, – глухо добавил он.
Иван застыл, молча, потрясенно глядя на Херберта.
«Бредит он что ли?!»
Смысл услышанной фразы попросту не укладывался в критерии здравого смысла. Два слова: «люди» и «чужие», никак не сочетались. Сознание отказывалось принимать такую формулировку, по крайней мере, без весомых доказательств. У каждого из нас есть рамки допустимых явлений, в границах которых идет осмысление полученной информации, и утверждение Джона в них попросту не вписывалось!
Люди и Чужие?!
Не Соединенные Штаты Америки, грезящие о мировом господстве, и даже не обнаглевший Китай, в последнее время все чаще поглядывавший в сторону дальневосточных регионов России, а «братья по разуму»?! Да он рехнулся?!
– Джон, ты действительно настолько хреново знаешь русский? – мысленно взвесив все «за» и «против», зло осведомился Иван. – Я спросил: кто и с кем вступил в войну?
– А я ответил! – глядя в землю, угрюмо буркнул Херберт. – На нас напали! Спейс!.. – он резким движением указал вверх, видимо рассчитывая расставить все точки над «i».
«Сумасшедший русский, говоришь?» – озлобленно подумал Иван, хмуро взглянув в лазурные весенние небеса. – «А сам-то в «психушке» не проверялся?!»
Неизвестно чем бы закончился их диалог, не появись во дворе Настя.
Иван порывисто встал, но тут же был вынужден ухватиться за хлипкие, подгнившие деревянные перила.
Настя остановилась. В руках она держала полиэтиленовый пакет, из которого торчало горлышко пластиковой бутылки, а по бокам выпирали какие-то коробки.
Вид у нее был измученный, в глазах прятался с трудом скрываемый страх.
– Ты куда ходила? Зачем?
– В город. За продуктами, – устало ответила она. – Нас ведь теперь прибыло, верно?
Иван кивнул, молча признавая ее правоту.
– Нужно поговорить.
– Конечно, – согласилась Настя. – Только пойдем в дом, – попросила она. – Озябла, и ноги гудят.
Херберт молча посторонился.
– Ну? – она поставила пакет, обернулась к Ивану. – Ты уже говорил с Джоном? Что он рассказал тебе?
Лозин сел за стол.
– Веришь – ничего! Нес какую-то чушь: мол, на нас из космоса напали! Какие-то «Чужие», по его словам…
– Это правда. – Настя сняла пальто, повесила его на вбитый в стену гвоздь, и, вернувшись к столу, села напротив Ивана, взглянула ему в глаза, затем вдруг резким движением поддернула вверх рукав платья, обнажая запястье, на котором переливался всеми цветами радуги голографический знак, состоящий из сложного сплетения тончайших нитей.
– Что это?!
– Вероятно, мой серийный номер, – тихо ответила она.
– Не понял?! – Лозин невольно привстал.
– На нас действительно напали из космоса, – глухо повторила Настя, явно переживая глубоко спрятанные, помещенные под запрет, страшные воспоминания. – Я попала в плен… – ее голос сорвался… – Нам лазером наносили метки, а потом гнали внутрь чужого корабля…
От ее слов в груди Лозина разлился мертвенный холод.
Его зрачки сузились, взгляд впитывал рисунок тонких, витиеватых, мерцающих линий чужеродного символа.
– Ты… бежала? – хрипло спросил он, пытаясь как-то справиться с потрясением.
– Да, – она резко, неприязненно одернула рукав платья, будто светящееся клеймо жгло кожу.
– А где же были наши?! Где была дивизия?! Почему они не защитили вас?!
– Я не знаю. Объявили тревогу. Никто ничего не объяснял. Колонны уходили одна за другой, говорят, в сторону Москвы. В городке осталась лишь дежурная рота. А потом вдруг начался ад… – ее губы дрожали, лицо побледнело. – Взрывалось и горело все. Аппаратура, машины, проводка. Грохот стоял ужасный… Я на улицу выбежала, а там… небо горит, понимаешь? Дым повсюду. Облака висят низко-низко, и их как будто скручивает, а потом рвет в клочья. И молнии хлещут. Наискось, словно ливень…
– Как же ты уцелела?
– Чудом… – ответила Настя. – Испугалась, выбежала за пределы части. Там паника, люди толпами. Машины горят. Меня с ног сбили, едва не затоптали, потом ничего не помню, потеряла сознание, а когда пришла в себя, эти твари сгоняли выживших к своему кораблю. Он на центральном плацу стоял. На КПП нас клеймили и гнали к шлюзу, как скот…
Лозин выслушал ее в немом потрясенном оцепенении.
События, скупо изложенные Настей, не укладывались в рассудке, а в душе клокотали ярость, недоумение, вспоминался пустынный город, ставший призраком.
– Ты рассмотрела их? Как выглядят, чем вооружены?
– Я плохо соображала в те минуты. Даже не представляешь, как это страшно… – она зябко повела плечами. – Если честно – все, как в тумане. Помню фигуры. На людей отдаленно похожи. Костюмы на них были. Защитные, наверное. Лиц не видела. Корабль помню. Огромный, в форме подковы. Весь какой-то перекрученный, слоистый, черный. И шлюз открыт, словно пасть… Меня к нему повели, когда вдруг сзади – очереди. Около КПП. Потом взрыв. Их корабль тут же взлетать начал, а мы просто бросились кто куда, в разные стороны. Дальше опять ничего не помню. Пришла в себя неподалеку отсюда, в лесу. Наверное, с неделю пряталась, даже на опушку боялась выйти, – ее пальцы побелели, мелко подрагивали, и Иван порывисто сжал их, пытаясь согреть.
– Все позади, – он хотел ободрить Настю, но она лишь покачала головой.
– Нет, – в ее глазах читался глубоко спрятанный страх. – Три месяца прошло. А их корабли иногда пролетают. Очень высоко.
Некоторое время они молчали.
– Ты так и не вспомнил меня? – тихо спросила Настя. – Это ведь я делала инъекцию микромашин…
– Вспомнил, конечно, – ответить иначе у Лозина язык бы не повернулся. – Я рад. Рад, что ты выжила. Что мы встретились.
Ее взгляд немного оттаял. Страх не исчез, но поблек, забился еще глубже. Сейчас ей хотелось лишь тепла, защиты, но дрожь струилась зыбью кошмарных воспоминаний, и становилось понятно: Херберт – не вариант. Он не был для нее опорой, иначе почему сидел на крыльце, стругая дощечку, пока Настя пробиралась улицами мертвого города?
– Кто он? Действительно ученый из НАСА?
– Да. Приехал в часть за несколько дней до этого кошмара, – ответила она. – Видела его несколько раз мельком. Потом встретила тут, в лесу. – Не доверяешь ему?
– Нет, не доверяю.
– А придется, – тихо сказала Настя, страшась, что Иван сейчас встанет, отпустит ее руку, но он лишь крепче сжал пальцы.
Черты ее лица немного разгладились, стали мягче, словно худой, истощенный лейтенант самим фактом своего существования встал между ней и пережитым ужасом.
– Нам придется доверять друг другу, – повторила она. – Нет больше русских, американцев, англичан, французов. Остались лишь люди.