– И думать нечего, – заявляет Горбун, – это работа Князя. – Вечно у него такие придурки в банде. Обиделся, значит, на меня за Полесск. Ладно. Я ему такой Полесск устрою. Я его урою. Я его…
И Горбун в кратком, но исчерпывающем выступлении разъясняет любопытным слушателям, что именно он сделает с Князем. Некоторые его обещания явно не правдоподобны с физиологической точки зрения.
– Бывайте, ребятки, – говорит Горбун и делает ручкой.
– А этого?
Горбун проводит рукой у себя под подбородком.
– В Москву! – кричит Горбун, как три чеховских сестры. – Мне нужен Князь, а не его «шестерка». Слышь, Лось? Кончишь с этим – ив Москву.
Дверь за Горбуном захлопывается.
Лось – то есть амбал – переводит свой «люгер» на автоматический огонь и начинает стрелять. «Люгер» без глушака. Шум стоит обалденный. Отработанные гильзы сыплются на пол, как пшеница из элеватора. Я (то есть бес) становлюсь похожим на дуршлаг. Это очень неприятно, когда тебя расстреливают на твоих же глазах. Если этот бес просто прикинулся мной, это его дело. Но если это и вправду мое тело, то моя душа просто на глазах лишается жилплощади.
Лось опустошает магазин и перестает стрелять.
Бес стоит у стенки и кротко моргает. Из него хлещет, как из простреленного нефтепровода. Затем он встряхивается, шепчет чего-то и стоит целый и невредимый.
– Е… – говорит Лось, – и пуля его не берет! Ну ладно, я пока раздумал стрелять.
Бес берет своей правой рукой левую руку, и левая вдруг отнимается от плеча. У беса, впрочем, тут же отрастает новая, а левая рука превращается в обломок водопроводной трубы.
– Мама! – говорит Лось, от изумления забыв более ядреные выражения. И тут же экс-конечность обрушивается ему на голову. Лось вырубается.
Любитель стирки и глажения бросается к дверям. Правая рука беса растет с непостижимой скоростью, обгоняя бегущего бандита. Пальцы беса смыкаются на его макушке в тот момент, когда он уже возится с дверью, удлиняются, чтобы было удобней держать, и – бац – голова бандита с приличным даже для СУ-27 ускорением сталкивается с дверной фанерой. Обе пришедшие в столкновение стороны несут тяжелые и невосполнимые потери. Дверь раскалывается. Бандит падает затылком о пол. Он вот-вот отдаст душу… гм, я теперь сомневаюсь, что он отдаст душу Богу.
Бес шепчет заклинание, и я опять превращаюсь в человека.
– Ну что, пошли, – говорит Асмодей.
– Где мои ребята?
– Померли, – разъясняет бес, – ты один живой остался.
Я нагибаюсь над поверженным Лосем и вынимаю из его руки «люгер». «Люгер» слишком легок – видно. Лось расстрелял всю обойму. Я шарю в кармане Лося, нахожу запасную обойму и вставляю ее. Лось открывает глаза и, видимо, начинает приходить в себя. Ему, наверное, кажется, что у него в глазах двоится, потому что перед ним стоят два совершенно одинаковых Шарифа Ходжаева. Лось чего-то шепчет.
– Сдача за ребят, – говорю я и спускаю курок. На лбу Лося расцветает красный первомайский пион. Я поворачиваюсь и стреляю в затылок второму боевику – мертв он там или не мертв, а выстрелом покойника не испортишь.
– Вот теперь пошли, – говорю я бесу. Бес довольно улыбается. Его сегодняшнее появление пополнило топливные запасы ада по крайней мере пятью грешниками. А до полуночи еще далеко.
Мы выбегаем на крыльцо. Нашей тачки нигде нет – видимо, «шестерки» Горбуна уже устроили ей ремонт с пристрастием. В пяти метрах от меня стройный юноша в камуфляже любовно моет серебристый бок шестисотого «мерседеса». Юноша улыбается несколько ошеломленно, но тут моя пятка въезжает поперек его улыбки. Юноша влетает задом в урну для мусора, установленную у крыльца лет десять назад и с тех пор не опорожненную. Он все так же ошеломленно улыбается, однако теперь в его улыбке не хватает двух зубов.
– Рвем когти, – командую я, зашвыривая Асмодея на переднее сиденье и сам плюхаясь за руль.
«Мерседес» срывается с места, поддав бампером ведро с водой, из которого омывал его юноша.
Вслед за нами на крыльцо гостиницы выскакивают подручные Горбуна и начинают деловито палить вслед удаляющемуся «мерсу». Шум стоит изрядный. Свинца вокруг выпадает больше, чем над предприятиями «Дальполиметалла». Когда выясняется, что проку от этого немного, бандиты запрыгивают в синий «джип чероки» и ломят вслед.
Наша тачка подпрыгивает на поворотах, как воробей перед воробьихой, и желтые фары «чероки» лыбятся на меня из зеркала заднего вида. Мы, кажется, отрываемся…
– Нам направо, – вдруг говорит бес.
– Куда направо! Там тупик!
– Там не тупик. Там дом Горбуна. Там книга.
Я вдруг понимаю, зачем он меня вытаскивал из ванны и что ему нужно. Ему нужна книжка с заклинаниями, которая осталась у Горбуна и без которой он не может вернуться в родные пенаты. Ему нужен я, чтобы прочитать заклинания. Без этих двух ингредиентов бедный бес обречен скитаться в нашем мире до конца вечности, который вряд ли наступит в обозримый исторический период.
Я – ценный кадр. Я незаменим. Впервые в жизни.
Мы наконец вылетаем на шоссе, под носом у важного белобокого автобуса, который испускает негодующий вопль, и я гляжу на приборный щиток и начинаю ругаться. – Что такое? – встревоженно спрашивает бес.
– У нас кончается бензин.
– А что такое бензин?
– Та штука, которую подают в мотор, чтобы он работал, – пояснил я.
Асмодей с интересом воззрился перед собой.
– Ты хочешь сказать, что бензин – это та водичка, которая поступает в стальную банку, а оттуда – в четыре колбы, которые ходят вверх и вниз?
– Ты что, видишь сквозь капот?
– А как же?
– В общем, ты прав.
Бес задумался. – А в машинах преследователей – тоже бензин? – поинтересовался он.
– Да!!!
– А что, если я перелью бензин из их баков в наш – это нам как-то поможет?
– Мужик, – с чувством произнес я, – это было бы в кайф!
И тут же указатель бензина пошел вправо.
– Стой, – заорал я, когда стрелка подошла к отметке сорока литров, – стой, перельешь!
– Но я взял бензин только у одной машины, – запротестовал бес, – а что делать с остальными?
– Вылей его на дорогу, – говорю я, – или нет, погоди!
Я радостно щерюсь.
– Слушай, Асмодей, – говорю я бесу (да ну его с его иудейским именем), – ты видишь, как устроен двигатель? Ты видишь, что после того, как в цилиндр впрыснут бензин, сверху подается искра, от которой загораются бензиновые пары?
– Ну да.
– А теперь сделай так, чтобы на автомобилях преследователей эта искра была подана не на цилиндр, а в бензобак…
Я не договорил. Руль вышибло у меня из рук. Я взмыл в небо задницей кверху и увидел далеко под собой разлетающийся в разные стороны «мерседес». А сам бес стоял среди всего этого бедлама как ни в чем не бывало и оглядывался с видом шестилетней девицы, разбившей любимую чашку дедушки. Ему-то было нипочем! Подумаешь, взорванный бензобак! Если подумать, так у них там в аду именно такой климат. Он, можно сказать, грелся на солнышке и чувствовал себя как дома.
Тут траектория моего полета изменилась, я пошел на снижение, спланировал головой в кусты и вырубился.
Проклятый двоечник пустил искру в бензобак. Но, естественно, перепутал. Он пустил ее в наш бензобак.
Через двадцать минут я и Асмодей въехали в широкий двор виллы Горбуна. Меня выволокли из джипа, где я сидел, зажатый, как котлета в гамбургере, провели в дом и дали изрядного леща. Я пролетел короткое расстояние по воздуху и с шумом обрушился к двум маленьким ножкам, одетым в кроссовки «адидас» тридцать восьмого размера. Я трепыхался довольно вяло, как таракан, у которого отрезали голову. Потом я попробовал было приподняться, но тут одна из кроссовок не по размеру больно врезала мне по шее, я ойкнул и уставился глазами вверх. Надо мной, как Останкинская телебашня над муравьем, высился Горбун. В руках он держал злополучную колдовскую книжку.
Меня вздернули на ноги, я повернул голову и увидел, что в комнату вводят Асмодея, так и не удосужившегося переменить личину.