Сидя на корточках над своим арсеналом и задумчиво затягиваясь сигаретой, Глеб невольно фыркнул, припомнив те незабываемые полтора часа, что он провел с глазу на глаз с американским суперменом, и, протянув свободную от сигареты руку, коснулся казенника лежавшего сверху автомата. Это был «АКМ» с подствольным гранатометом, оптическим прицелом и длинным глушителем – универсальное оружие, страшное на любом расстоянии, особенно в умелых руках. Если бы у Слепого была дурная привычка украшать приклад своего оружия зарубками после каждого успешного выстрела, на ложе автомата давно не осталось бы свободного места.
Его пальцы, словно наделенные собственной волей, блуждали в глубине ящика, дотрагиваясь, поглаживая и перекладывая с места на место маслянисто отсвечивающие железки. Каждая из них была хороша по-своему, и сейчас, сидя на корточках в тепле и уюте своей конспиративной квартиры, Глеб мог без труда представить себе ситуацию, в которой ему мог понадобиться тот или иной экспонат его богатой коллекции. Пластиковая взрывчатка, детонаторы, ручные гранаты, пистолеты, винтовки, метательные ножи – здесь было все, но он никак не мог остановиться на чем-то конкретном. Автоматы, дробовики всех систем и калибров, коробки с патронами – всего этого было навалом там, куда он собирался отправиться по просьбе невысокого человека с глубокими залысинами над суховатым лицом и негромким интеллигентным голосом.
Просьба… Глеб снова усмехнулся, задумчиво взвешивая на ладони свой любимый армейский кольт сорок пятого калибра. Когда такие люди о чем-то просят, окружающие, как правило, сломя голову бросаются выполнять просьбу – наперегонки, да еще и норовят при этом перегрызть друг другу глотки в борьбе за право первым приволочь пред светлые очи жар-птицу или, скажем, молодильные яблоки. Правда, жар-птица, не говоря уже о молодильных яблоках, – чепуха на постном масле по сравнению с тем, о чем попросило его, Глеба Сиверова, первое лицо государства, но меняются времена, а вместе с ними меняются приоритеты. Зачем президенту страны, ведущей войну на своей территории, может понадобиться жар-птица? Разве что перья у нее из хвоста дергать – от досады, ясное дело…
Он рассеянно положил пистолет на край стола, встал и подошел к окну, за которым мок под моросящим мартовским дождем Кривоколенный переулок. Музыка Вивальди билась у него за спиной, как огромное сердце, и на фоне этого мощного, очень чистого биения собственные мысли, события прошедшего дня и то, что ему предстояло сделать, представлялись Глебу просто жиденькой струйкой грязной воды на ослепительно белом поле. Это было какое-то странное смещение масштабов, словно он смотрел на свою жизнь в перевернутый бинокль. А может быть, подумалось ему, именно сейчас бинокль повернут нужной стороной?
– …Не стоит винить генерал-майора Малахова в том, что и без него рано или поздно должно было случиться, – негромко сказал ему сидевший за столом человек и немного подвинулся в глубоком кресле, принимая более свободную позу. – Кроме того, как вы могли заметить, здесь темно. Вы меня видите, а я вас – нет. Никакого Глеба Сиверова не существует, так что ваше инкогнито в некотором роде осталось… э-э… нераскрытым.
– Гм, – с сомнением сказал Глеб. – А я думал, вы уехали.
– Многие так думают, – сказал человек в кресле. – Я полагаю, что вдаваться в детали не имеет смысла.
Глеб кивнул. Этот человек не так давно был разведчиком, так что вдаваться в детали действительно не имело смысла.
– Да, – сказал он, спохватившись и поняв по зависшей паузе, что собеседник попросту не разглядел его кивка. – Да, разумеется.
– Мне рекомендовали вас как человека, способного творить чудеса, – сказало первое лицо государства. Кресло под ним легонько скрипнуло. В полумраке Глеб разглядел знакомую полуулыбку, уже ставшую привычной для миллионов телезрителей. «Да нет, – подумал он, – пожалуй, уже для миллиардов. Вот это взлет! Куда тому пацану с его майорскими погонами!»
– Чудеса не по моей части, – не удержался Глеб. – Это вам в церковь надо… И потом, разве в ФСБ мало таких чудотворцев?
– Выходит, что мало. И потом, у вас в кармане, насколько мне известно, лежит удостоверение капитана ФСБ. Оно, если верить моим источникам, настоящее. Если удостоверение настоящее, а вы воспринимаете себя отдельно от Федеральной службы, получается, что ненастоящий вы сами.
– В некотором роде, – ответил Глеб. – Хотя, если честно, я об этом как-то не думал. Глеба Сиверова нет, так же, как и капитана Суворова. Тут можно забрести в такие философские дебри…
– Да, – немного подождав, но так и не дождавшись продолжения, сказал исполняющий обязанности президента, – философия – наука тонкая. Не перейти ли нам в таком случае прямо к делу? У меня чертовски напряженный график.
– Я вас слушаю, – сказал Глеб.
– На днях в районе Щелковского шоссе произошел совершенно вопиющий случай. Сотрудники ГИБДД ночью остановили шедший с превышением скорости автомобиль. При попытке осмотреть кузов сидевшие там люди открыли огонь. Был убит инспектор ГИБДД, остальные открыли ответный огонь и, насколько я понимаю, несколько увлеклись… В общем, перестреляли всех к… гм, да. В кузове автомобиля был обнаружен цинковый гроб. По номеру на крышке удалось определить, что в гробу должны были находиться останки младшего сержанта Садриева Ильдара Ильясовича, погибшего неделю назад в Чечне. Когда гроб вскрыли, там обнаружились фальшивые доллары. Три миллиона стодолларовыми бумажками. Качество исполнения довольно высокое, так что это серьезно, Глеб Петрович. Я уж не говорю о способе, которым эти фальшивки попадают в Россию.
– Три миллиона, – задумчиво повторил Глеб. – Это в одном гробу.
– Вот именно, – твердо сказал исполняющий обязанности. – Даже если мы станем вскрывать каждый прибывающий оттуда гроб – а мы станем, если того потребуют обстоятельства, – это… Это просто неслыханно! И потом, если мы перекроем этот путь доставки, они немедленно найдут другой.
– Если уже не нашли, – на время забыв о субординации, вставил Глеб. – У вас есть какие-нибудь конкретные данные?
– Если бы имелись конкретные данные, мне не пришлось бы беспокоить вас. Хватило бы одного штурмовика, а то и просто парочки «вертушек». Мы пытались раздобыть сведения о дислокации этой их фабрики, но…
– Ясно, – сказал Глеб и покосился на дверь, за которой остался коридор, ведущий к ярко освещенному залу, где на подставках стояли в ряд три гроба.
– Да, – сказал исполняющий обязанности. – Они ушли в поиск вечером, а утром их обнаружили армейские разведчики. Их просто перестреляли из засады – в упор, без затей. А они, между прочим, Радуева брали… Сегодня ночью туда вылетает транспортный самолет. С подробностями вас ознакомит генерал-майор Малахов. Если, конечно, вы согласитесь взяться за это дело.
Несмотря на то что в комнате было темно и становилось темнее с каждой минутой – похоже, над Лубянкой проплывала весьма приличная туча, – Глеб прикрыл лицо ладонью, чтобы собеседник не увидел, как саркастически приподнялся левый уголок его рта. «Если вы согласитесь…» Этот человек умел быть обаятельным и вежливым, но капитан ФСБ Сиверов отлично знал, что он умеет быть и другим. Совсем другим. Впрочем, причин отказываться от задания он не видел, хотя никакой радости оно ему не доставило. Это было скорее ребячество, но Глеб поймал себя на том, что с гораздо большим удовольствием принял бы под свое командование взвод десантников, чтобы сойтись с противником в открытом бою… и под своим, черт бы его побрал, именем!
Ничего подобного он конечно же говорить не стал, хороню зная из истории, что порой один удачный выстрел решал исход войны. Ну, пусть не один, а пара-тройка, но лишенная мозгового центра армия неизбежно терпела поражение. Кроме того, далеко не все проблемы можно решить при помощи танков, тяжелой артиллерии и фронтовой авиации. У предстоявшей ему операции имелся тот весомый плюс, что теперь перед ним был реальный, легкоразличимый противник. Глеб вдруг почувствовал, что ему до смерти надоело ковыряться в московской грязи, по одному вытаскивая на свет божий мерзавцев в деловых костюмах и тихо беря их к ногтю, – все равно что давить пальцем тараканов на грязной, закопченной кухне, где по углам валяются объедки и воняет прогорклым жиром.