И на эти вопросы у генерала не нашлось ответа. Действительно, упрекать сыщика в черствости и циничности было не совсем верно. Сама его работа цинична по своей сути. Ибо каждый день приходилось копаться в чьем-то грязном белье, разыскивая крупицы истины. Обвинить сыщика в циничности – это все равно, что попытаться узнать у зубного врача, почему он не брезгует копаться в чужом рту.
– Ладно, Лева, извини. Ты прав. Я немного погорячился, – пробормотал генерал. – Но ты тоже хорош…
– Ты не ответил на мой вопрос, – прервал его Гуров. – Почему мы должны заниматься этим делом?
– Во-первых, Лева, вы у меня единственные, кто сейчас бездельничает, – снова начал терять терпение Орлов. – Во-вторых, приказ руководства, как тебе известно, не обсуждается. А в-третьих, меня просили, – генерал выразительно поднял глаза к потолку, – поставить на это дело лучших людей. Похоже на нового серийного убийцу. А ты хоть и ужасный зануда, но пока еще у меня лучший сыщик…
– Паны дерутся, у холопов чубы трещат, – усмехнулся Гуров. – Знакомая ситуация.
– По-онятно, – встрял в разговор Крячко. – Теперь начнут с нас драть три шкуры и требовать, чтобы к концу рабочего дня преступник был арестован. Будто мы балаганные фокусники и можем его, словно кролика, из ментовской фуражки достать. «Нате вам, кушайте!»
– Ты бы помолчал, остряк-самоучка! – рявкнул на него генерал. – Игорь Федорович, ты будешь продолжать?
Гойда прокашлялся и достал из папки несколько исписанных листочков дешевой бумаги, протянул их Гурову и подождал, пока сыщик прочтет.
Ничего особо интересного эти листочки в себе не содержали. Стандартное описание расположения тел, следов вокруг места происшествия и вещдоков, которые были приложены к делу. Лишь один факт привлек внимание сыщика – оба трупа были обнаружены на улице Свободы. В том месте перед МКАД, за которым начинаются Новобутаковские садовые участки.
– Интересный случай, – хмыкнул Гуров и протянул протоколы Крячко. – С каких это пор серийные убийцы оставляют трупы в одном месте? Дилетантство какое-то. Если так дальше пойдет, то мне и работать не придется. Достаточно там засаду устроить, и бери маньяка тепленьким.
– Уже устроили. На месте последней находки, между прочим, до сих пор наряд дежурит. Ждет, когда ты соизволишь приехать и осмотреться, – буркнул Орлов и добавил: – Лева, это самое умное, что ты мог сказать?..
Гуров промолчал. Он вслушивался в себя, стараясь отыскать в душе недавнюю обиду на Орлова за командировку на никчемный семинар. Искал и не находил. Злость исчезла, поглощенная предчувствием напряженной работы.
Гуров действительно почувствовал облегчение, когда узнал о новом деле. За годы напряженной работы он так отвык отдыхать, что иногда и отпуск принимал как наказание.
Любил ли сыщик свою работу? Он и сам никогда однозначно не мог ответить на этот вопрос. У Гурова не раз бывали моменты, когда он готов был на все плюнуть и уйти из органов. Один раз он даже подавал в отставку, но все равно вернулся.
Зачем? И на этот вопрос однозначного ответа не было. Не в характере Гурова было прикрываться высокопарными словами вроде «борьбы за справедливость» и «защиты униженных и оскорбленных». И все же в глубине души он осознавал, что и в этих фразах для него, в отличие от его коллег, есть смысл. Гуров действительно не хотел, чтобы зло оставалось безнаказанным.
И еще – сыщик любил свою работу! Да и как можно не любить дело, которому отдана большая часть жизни? Тяжелый труд оперативника мгновенно отсекал тех, кто пришел в органы в погоне за привилегиями и жаждой власти. Они либо уходили из милиции, либо правдами и неправдами занимали местечко в теплом кабинете и не высовывали нос на улицы, заполненные грязью действительности.
Гуров от этой грязи нос не воротил. Более того, он сам искал дела потруднее. Отчасти оттого, что за них никто не хотел браться, а если и начинал расследование, то делал это спустя рукава. Кроме того, он всегда считал, хотя почти никогда в этом не признавался, что может сделать любую работу лучше других. Впрочем, тут он был не одинок. Гурова многие обоснованно считали лучшим сыщиком, и не слишком много оперативников могли похвастаться таким длинным списком раскрытых преступлений.
Говоря Орлову о том, что в убийстве девушек нет ничего необычного, Гуров несколько лукавил. Во-первых, потому, что он никогда не делал выводов раньше, чем запасался достаточным количеством фактов. А во-вторых, потому, что убийство обычным быть не может. Как бы преступления ни были похожи, они всегда отличаются друг от друга.
– Ты уснул, что ли? – удивленно спросил генерал, не дождавшись ответа на свой вопрос.
– Когда нашли последний труп? – проигнорировав вопрос Орлова, обратился сыщик к Гойде.
– Почти три часа назад, – следователь посмотрел на часы. – Подвыпившая компания студентов возвращалась с дачи, и одна из девушек отлучилась в кустики, так сказать. Она-то и наткнулась на труп.
– Что-нибудь интересное, кроме хлама, что обычно выбрасывают на обочину из проезжающих машин, криминалисты обнаружили? – отложив протоколы осмотра, спросил Крячко. – Думаю, что большая часть этих «вещдоков» к делу никакого отношения не имеет. На самом трупе что-нибудь было?..
– Кусочек скотча в уголке губ с сильно размытым фрагментом отпечатка большого пальца, – Гойда почему-то удивленно взглянул на Станислава. – Сейчас специалисты потеют над ним, но шансы что-то получить ничтожны. Кстати, у первого трупа вокруг рта также были следы от клея, который обычно используется при производстве скотча.
– Отечественного или импортного? – быстро спросил Гуров.
– Экспертиза не производилась, – следователь пожал плечами. – Поначалу никто не обратил внимания на этот факт, а теперь у нас есть фрагмент клейкой ленты. Но не думаю, Лева, что и это нам что-то даст. Сейчас в каждом магазине канцтоваров этого скотча по десятку видов. Искать в этом направлении – пустая трата времени и сил…
– Игорь, нужно взять соскобы клея с губ первой жертвы и произвести тщательный анализ, – перебил Гойду сыщик. – В этом деле каждая мелочь может быть важна.
Следователь кивнул и сделал себе пометку в блокноте. Собственно говоря, согласно букве закона, распоряжаться здесь должен был Гойда, как следователь прокуратуры, ведущий дело. Однако, по негласной договоренности, Гойда всегда предоставлял Гурову право распределять обязанности и вести следствие так, как тот считал нужным. И из-за значительно большего опыта сыщика, и из-за его умения видеть то, чего не замечают другие.
Такая практика ведения дел уже не раз приносила свои плоды. Гуров любил работать с Гойдой. И если уж ему навязывали какое-то дело, предпочитал видеть своим «непосредственным начальником» именно его, а не кого-либо другого.
Всех прочих работников прокуратуры Гуров старался держать в неведении и вводил в курс дела в самый последний момент, что не раз приводило к неприятностям как для него самого, так и для Орлова. Именно поэтому генерал всегда просил прокурора назначать Гойду, когда дело расследует Гуров. Обычно эти просьбы удовлетворялись.
– Лева, меня эти ожоги смущают, – задумчиво проговорил Крячко, рассматривая фотографии. – Ни одного следа от ударов. Такое ощущение, что убийца девушек пытал. Зачем?
– Нет, следы от ударов есть, – Гойда протянул Гурову заключение патологоанатома. – Обе девушки были оглушены ударом по затылку мягким предметом. Возможно, кулаком. Затем преступник заклеивал им рот скотчем, связывал и лишь после этого начинал мучить.
– Чем нанесены ожоги? – поинтересовался сыщик, даже не посмотрев на протянутые бумаги.
– Скорее всего, зажженной сигаретой, – ответил следователь. – Но патологоанатом не исключает возможность того, что это была горящая щепка или веточка.