– Значит, так. – Гуров закрыл папку с документами, отодвинул. – Я сговор между владельцем и угонщиком отметаю. – Он провел ладонью по столу. Коньяк, цветы, отсутствие техпаспорта. В случае сговора Майя бы заявила, что техпаспорт оставила в машине, такое случается. Вы работайте – установите, куда опаздывал погибший. Предполагаю, что он торопился к женщине, сел в машину, а угодил в ловушку.
– Я так думал, потому и прошу помощи. – Отари шумно вздохнул, опустил голову. – Если ставят капкан на одного зверя, а убивают другого, то ставят другой капкан. И надо этого охотника взять!
Дождь не шел – мельчайшими капельками висел в воздухе.
Гуров шел по набережной, кроссовки хлюпали, фирменный костюм прилипал к плечам и бедрам. Время от времени Лева ладонью проводил по лицу, словно умывался.
Если машина была, как выразился Отари, капканом, то убийство заранее готовилось. Чтобы найти убийцу, следует сначала определить жертву. Ведь за что-то с ней хотят расплатиться. И это что-то существует в биографии жертвы. Выбор невелик. Охотятся либо за Майей, либо за Артеменко. Только они могли сесть за руль «Волги». Каждый из них утверждает, что ехать утром собирался именно он. Возможно, каждый хочет выглядеть в глазах следствия жертвой? Значит, один из них убийца, другой – жертва. Надо определить, кто лжет – тот и убийца. Сообщник? Существуют ли в подготовке преступления сообщники? Если да, то только в единственном числе. Сообщник. Кандидатуры тоже две. Толик и бухгалтер. Если Кружнев действительно бухгалтер. Что ответит Москва? Стоп! А Татьяна? Прелестная пляжная знакомая? Гуров вспомнил: позавчера Татьяна с Майей шли вдвоем и, увидев Гурова, свернули на другую аллею. Возможно, они дружат давно? «Девушка знает мое имя и отчество. Есть у нее подруги среди обслуживающего персонала или нет? Отари. Срочно выяснить».
Гуров стал искать две копейки и, конечно, не нашел. Хлюпая по лужам, двинулся в гостиницу.
Гуров при случае любил прикинуться дурачком, недумающим служакой. При равенстве сил тот, кого недооценят, всегда в выигрыше. Обсуждая с Отари очередность необходимых мероприятий, Гуров сказал, что перво-наперво подозреваемых, причем каждого в отдельности, надо поставить в известность, что машина разбилась не случайно. Но сделать это не напрямую, а в ситуации, когда глупый милиционер беседует с умным интеллигентом.
Гуров вернулся в гостиницу, стянул с себя сырой, липнувший к телу костюм, принял душ и переоделся. Потом спустился в кафетерий. А Отари работал.
С физкультурником Толиком Зиничем он обошелся по-простецки, без затей. Знакомый оперативник встретил Толика «совершенно случайно» и, как с местным старожилом, взяв предварительно с приятеля обет молчания, поделился кошмарными новостями.
За Майей, Артеменко и Кружневым Отари прислал машину, попросил подъехать в милицию, мол, надо побеседовать.
Майя
Она родилась в интеллигентной семье среднего достатка, отец – кандидат технических наук, мать – художник-декоратор. Родители были людьми спокойными, уравновешенными, дочь особо не баловали, не требовали непременных пятерок, не заставляли играть на пианино и декламировать стихи, когда собирались гости. Вообще воспитанием ее не третировали, полагая, что в здоровой семье вырастет здоровый ребенок и станет хорошим, нравственным человеком. Все к этому и шло. Майя росла девочкой самостоятельной, искренней, в классе ее любили, училась она легко, не надрываясь, и числилась (в школе придумали нерусское слово) хорошисткой. Круглой отличницей она была в спортзале и на стадионе, где превосходила не только подруг, но и мальчишек. Она бегала быстрее всех, прыгала дальше всех, ходила на лыжах, прекрасно плавала.
Однажды физрук оставил Майю после урока и спросил:
– Ты знаешь, что природа порой бывает несправедлива? – И, не ожидая ответа, задумчиво разглядывая девочку, продолжал: – Крайне несправедлива. Тебе она выделила лишнее, кому-то недодала.
– Я виновата? – Майя растерялась.
– В школе создается спортивный класс. Как ты к этому относишься?
– У меня химия и физика хромают, трешки стала получать.
– Тебе бегать надо, а с физикой и химией мы договоримся.
– А после школы? – рассудительно спросила она. – Все бегать будут?
– У меня впечатление, что ты, девочка, способна убежать очень далеко. Загадывать трудно, жизнь рассудит, все зависит от того, как ты покажешь себя в работе. Сегодня ножками можно на такую высоту подняться, на которую иной физик-химик взглянет – у него шея переломится.
Когда Майя рассказала о предложении физрука дома, отец рассмеялся и сказал:
– Бегай, дочка, на то и юность человеку дана, только не забывай: аттестат зрелости должен выглядеть достойно.
В пятнадцать лет Майя получила первый разряд. В спортобществе, куда ее определил физрук, она не выделялась, часто смотрела соперникам в затылок, не знала, что тренер, который, как говорится, в спорте собаку съел, сразу углядел в ней незаурядные способности и, уберегая от зазнайства и лени, ставил ее на дорожку с мастерами. Единственно, чем Майя тренера не устраивала, так это своей мордашкой. Девушка хорошела на глазах, мужики начали оглядываться. Сегодня она на их взгляды не обращает внимания, но сегодняшним днем жизнь не кончается. Серьезные результаты показывают девушки невидные, для кого спорт становится делом главным и единственным, где они отыгрываются и могут отомстить своим смазливым соперницам. С внешностью Майи тренеру явно не повезло, и он был с ней строже, требовательней, чем с другими.
– Бегаешь? – спросил он, останавливая после тренировки. – Работать надо, здесь стадион, а не парк культуры. Я тебя оформил на ставку, будешь получать сто рублей.
Майя знала: некоторые подруги получают спортивные стипендии, талоны на питание.
– Спасибо, – просто ответила она. – У нас семья не нуждается, но не помешает.
– Девочка, знаешь, такое дело. – Тренер неожиданно смутился, начал застегивать и расстегивать молнию на ее курточке. – Ты об этих деньгах не распространяйся. Родителям скажи. Кстати, пусть отец на тренировку зайдет. Просто рок какой-то, – соскочив со скользкой темы, он заулыбался, – как посредственность, так ее предки чуть ли не ночуют на стадионе, а вот твоих я в глазки не видел.
– Они не придут, если только на соревнования.
– Это почему же?
– Считают, что я самостоятельной должна расти.
В семье Майи к слабостям и недостаткам друг друга и окружающих относились терпимо, не прощалась только ложь. Если отец хотел человека заклеймить, что случалось крайне редко, он говорил сухо и коротко:
– Этот человек лгун…
Что лгать не то чтобы нехорошо, а просто нельзя, абсолютно недопустимо, Майя усвоила с детства, с молоком матери.
– Ты, дочка, коли не можешь или не хочешь сказать правду, молчи, – говорил отец. – Все зло на земле от лжи, мягкой, удобной и многоликой.
В семнадцать Майя стала кандидатом, в восемнадцать – мастером спорта. После школы она поступила в инфизкульт, но ей не понравилось, и Майя, не закончив даже первого курса, ушла, решила готовиться в университет на филфак. Основные соперницы выступали за рубежом. Майя выиграла первенство Москвы, завоевала серебро на Союзе. О ней заговорили серьезно, включили в списки предолимпийской подготовки. Теперь она получала сто восемьдесят, когда не находилась на сборах, талоны на питание по пять шестьдесят в день плюс дорогостоящее спортивное обмундирование. С ростом результатов взаимоотношения с подругами-сопеpницами усложнялись и портились. Она давно уже не бегала по дорожке, а работала, или, как выражаются в спорте, пахала. Составленный тренером и утвержденный в Госкомитете индивидуальный план подготовки требовал от нее порой невозможного.