Они так и стояли, хозяин уже в коридоре, а гость – в номере.
Гуров оценил нелепость ситуации и миролюбиво спросил:
– У вас ко мне дело? – и почему-то усмехнулся. – Идемте, идемте, выпьем по чашке кофе и потолкуем.
«Самоуверенный какой, одно слово – москвич! – Сержант рассердился. – Усмехается нагло. Дверь не открывал. Шуточки. Что-то неладно с постояльцем».
– Вы где работаете, гражданин? – Сержант полагал, что такое обращение должно подействовать на человека. «Будьте вежливы, но не забывайте, кого вы представляете, – вспомнил сержант наставления начальства. – Вы всегда должны владеть инициативой». – В нашей гостиничной карточке написано, что юрисконсульт. В каком учреждении, министерстве?
Гурову надоело: «Стоим, как сопляки, и препираемся».
– Все! Выходите из номера. – Он кивнул сержанту. Когда тот нерешительно шагнул, поторопил его, подтолкнув под локоть: – Идем к администратору, там объяснимся!
– Но-но, только без рук! – вспылил сержант.
Гуров не ответил, запер номер и быстро пошел по коридору, милиционер затрусил следом, догнал и дышал в затылок.
Начальник уголовного розыска майор милиции Отари Георгиевич Антадзе сидел в холле первого этажа и, поглаживая полированную голову, беседовал с Артеменко и Майей. Майор видел спускающегося по лестнице Гурова, не улыбнулся, даже не поздоровался, глянул безразлично и продолжал разговор. Четвертым за их столом сидел старший лейтенант милиции. «Следователь, – понял Гуров, – но не прокуратура, значит, никого не убили. Видно, обворовали моих приятелей, а меня вчера весь день не было».
Подполковник Гуров ошибся. И он довольно быстро сообразил, что рассуждает поспешно. За соседним столом сидели двое в штатском, оба с чемоданчиками. Один из них – эксперт, другой – врач. «А почему врач? И почему Отари хочет, чтобы о нашем знакомстве не знали? Здесь что-то не так. – Гуров тяжело вздохнул, как дремлющий в гамаке человек, услышавший, что его зовут окучивать картошку. – Подите вы все от меня! Никому я ничего не должен, я отдыхаю! Это ваши грядки!» Ничего подобного Гуров вслух не произнес, злость же сорвал на незадачливом сержанте:
– Да не дышите мне в ухо, не сбегу! Поздно уже, вон сколько вас понаехало!
Отари на них не посмотрел, но улыбки не сдержал, тихо беседовал, никаких записей не вел. Следователь, отложив официальные допросы, делал какие-то пометки в блокноте.
Чертыхаясь, покряхтывая, Гуров словно распрямил затекшую поясницу и, совершенно не желая того, начал работать. Все небритые, у эксперта ботинки в грязи, брюки мокрые. Врач читает и правит свое заключение. Труп либо тяжкие телесные… И не в гостинице, оперативники на улице лазили, промокли плащи, что лежат на одном из кресел, уже лужа натекла. Подняли группу ночью, сюда они прямо с осмотра, работали три-четыре часа, значит, дело дерьмо.
«Отари определенно имеет на меня виды».
Гуров подошел к столу, за которым Отари и следователь беседовали с Майей и Артеменко, и сказал:
– Здравствуйте. Извините, что прерываю. Моя фамилия Гуров, живу в триста двенадцатом, доставлен под конвоем.
Артеменко рассеянно улыбнулся и кивнул. Майя взглянула на Гурова неприязненно:
– Мою «Волгу» угнали.
– Черт побери… – пробормотал Гуров. – Приношу свои…
– Кажется, Лев Иванович? – перебил Отари. – У нас к вам несколько вопросов. Зайдите в отделение, скажем, часов в двенадцать.
– Майя, я не умею утешать, да и бессмысленно. – Гуров перевел взгляд на Отари: – Я не знаю, где здесь милиция. Если я вам нужен, пришлите за мной машину. И что за порядки? Вламываетесь в номер…
– Вы не подходите к телефону, – вмешался в разговор следователь.
– Между прочим, со вчерашнего дня, – вставила Майя.
– Извините, Лева, женщина нервничает, – сказал Артеменко.
– Да чего уж, понятно. Я в кафе на втором этаже, – Гуров кивнул Артеменко. – Договорились?
Он сделал общий поклон и ушел. «По угону не выезжают бригадой во главе с начальником розыска, – рассуждал Гуров, доедая яичницу и прихлебывая теплый прозрачный кофе без вкуса и запаха. – Так почему такой аврал? Не буду гадать, скоро все выяснится».
Когда он спустился на первый этаж, группа уже уехала. Артеменко прохаживался у гостиницы. Гуров спросил:
– Владимир Никитович, вы словно сошли с рекламного проспекта, как вам удается быть постоянно в форме?
– Лева, когда ты разменяешь второй полтинник, поймешь, что оставаться в строю непросто. Где вчера пропадал?
– Не скажу.
– А я видел твою пассию, даже знаю, как ее зовут и где она работает. Берегись.
– А где Майя? Машина была застрахована? – поинтересовался Гуров.
– Застрахована, застрахована, – говорил Артеменко, явно думая о другом и брезгливо кривя губы. – На полную стоимость, и тачке одиннадцать лет, крылья и пороги гнилые. Майечке лишь профит от этого угона. Она же изображает… – Он махнул рукой. – Актерка! – Артеменко вздохнул, оглядел Гурова с головы до ног, спросил: – А что, по каждому угону выезжает такая группа?
– А кто его знает.
– Конечно, вы юрисконсульт и не в курсе милицейских порядков.
Артеменко знал, где и кем работает Гуров. Поэтому усмехнулся, а потом не выдержал и рассмеялся.
Парадокс ситуации заключался в том, что Владимир Никитович знать-то знал, но все вытекающие отсюда последствия не учел. Его насторожил выезд опергруппы на элементарный угон, он задал Гурову вопрос, рассчитывая, что «юрисконсульт» может проговориться. Тот не проговорился, а вот сам Артеменко, посмеиваясь над собеседником, наболтал лишнего.
Гуров, поддерживая разговор, согласно кивал, беспечно улыбался и напряженно просчитывал ситуацию. Точнее, не просчитывал, лишь выстраивал вопросы, на которые впоследствии он постарается найти ответы.
Откуда Артеменко знает сумму страховки, возраст и внутреннее состояние машины? Внешне «Волга» выглядела великолепно. Почему он обратил внимание на количество и состав приехавших сотрудников?
Веранда в доме Отари была большая, деревянные столбы обвиты плющом. Хозяин сидел в торце длинного, человек на двадцать стола, ел яичницу с помидорами, запивал мацони и изредка поглядывал на Гурова из-под припухших после дневного сна век. Отари не пользовался ни вилкой, ни ложкой. Взяв кусок хлеба, он ловко собирал еду с тарелки и, не уpонив ни крошки, не пачкая ни губ, ни своих коротких, толстых пальцев, отправлял еду в рот.
Гуров следил за приятелем завороженно, он и не представлял, что можно есть так аккуратно и аппетитно без помощи привычных приборов. Обнаженный торс Отари бугрился мышцами. В одежде майор производил впечатление нескладного толстого увальня, а обнаженный походил на Геркулеса. Он вытер рот и руки полотенцем и сказал:
– Как выражаетесь вы, русские, вот такие пироги.
Гурова привезли в дом полчаса назад, он и понятия не имел о пирогах, тем не менее согласно кивнул.
– Машину нашли в ущелье около трех утра. Лепешка, водитель тоже. Семь километров от города. Думаю, угнали «Волгу» примерно в два. Лепешка-каpтошка. – Отари потер свою голову, вздохнул. – Не нравится мне все, плохое дело, грязное. Воняет. – Он поднес к носу пальцы, сложенные щепотью. – Хозяйка машины – плохая, мужчина ее – плохой, все пахнет. Понимаешь?
– Нет, не понимаю, – признался Гуров. – Вокруг Майи много мужчин. И я…
Отари прервал его жестом:
– Перестань. Вы все так… зелень вокруг мяса. Артеменко. Плохой человек.
– Оставим вопрос, кто с кем спит. – Гуров рассердился.
Он несколько дней провел с людьми, не думал, как говорится, в голову не брал, кто с кем в каких отношениях. Лишь утром, когда Артеменко сказал о машине и страховке, Гуров подумал, что знакомство Владимира Никитовича с Майей на отдыхе – плохое кино.
А Отари поговорил с людьми час и, пожалуйста, раскусил. «Он на работе, а я на отдыхе», – оправдывал себя Гуров.
– Дороги у вас, известно… Гнал ночью, не вписался в поворот.