Иван разорвал послание, растер ладонями в пыль, стряхнул в парашу.
Через час он уже сидел в кабинете Гурова, смотрел спокойно, уверенно, говорил тихо:
– Прикинул я с одного угла, с другого и понял, Лев Иванович, что свои меня, возможно, и убьют. Но то – возможно, а по суду мне мимо вышки не проскочить, это абсолютно точно. Так лучше в мутной воде свой шанс ловить, чем по чистой струе в крематорий доехать.
– И вы решили назвать человека, который вам вчера передал этот пистолет, – сказал Гуров.
– Ну, человека я назвать не могу, – ответил Иван. – В нашем обществе визитки не в ходу. Однако на квартиру, где мне эту чертову пушку сунули, отведу.
– Адреса вы, естественно, не знаете.
– Слушай, сыщик, у тебя виски серебрят, не говори лишнего. – Иван поморщился. – За мной одно мокрое есть. Я не говорю, что вчера ЦПШ закончил. Я вор, преступник, даже убийца. Но я хочу по-честному, что мое – мое, а чужого мне не требуется.
Говорил Сыч убедительно, искренне – Гуров не верил ни единому слову. Что торг начнется – это известно, но не так же быстро, через три-четыре допроса, не раньше. Чего он добивается? Он хочет выехать за город. Рассчитывает бежать? Не мальчишка, чтобы так думать… Побег в одиночку отпадает. Его позвали с воли? А почему нет? Если мгновенно установили связь с Лебедевым, почему не могли установить связь с Иваном? И ему пообещали свободу. Такое возможно… Человек под расстрельной статьей словоохотлив и потому очень опасен.
Гуров вызвал конвой, сухо сказал:
– Я подумаю.
– Как следует подумай, Лев Иванович. Ты поймал золотую рыбку. – Иван легко поднялся, заложил руки за спину, вышел.
Гуров остался один. «Сейчас позвонят и предложат обмен. Ты нам, мы тебе. Буду торговаться? Нет, соглашусь, но сначала девочек в Москву. Что со мной?» – Гуров хотел подняться из-за стола и не смог. Ноги не слушались, в груди защемило, во рту стало сухо, руки начало сводить. Он рывком встал, отбросил кресло и упал на колени. Неожиданно стало легче, и он смог подняться с пола, перевести дух, поставить на место опрокинутое кресло.
«Идиот, такого не может быть! Они разыскали и захватили девочек раньше, чем я взял убийцу. Они не могли успеть… Они хотят от меня не Ивана, им нужно что-то другое». И хотя это «что-то», возможно, изначально страшнее, но оно наступит позже. Сознание, что расплачиваться придется не сию минуту, придало ему силы.
Гуров причесался, поправил галстук, шумно вдохнул и выдохнул, проверяя, как это у него получается, и пошел к Орлову.
Полковник что-то писал, глянул недовольно, кивнул на кресло, затем отложил ручку и снял очки. Выслушав короткое сообщение Гурова, полковник задумался, по привычке вытянул губы трубочкой и стал похож на обиженного пенсионера.
– Ну? – спросил он. – Соображения?
– Ты все сам понимаешь, – ответил Гуров. – Либо он собирается бежать, что маловероятно, либо Сыча попытаются отбить.
– Значит, у него есть связь…
– Это мы уже проходили, – перебил Гуров. – Мы должны в эту ловушку сунуться. Мы их ищем и не имеем права отказываться от встречи. Если мы днем в Москве боимся встречи с бандитами, то…
– Боимся – не боимся, – перебил Орлов. – Это сопли, секция мягких игрушек. Разработай план, в операции ты участия принимать не будешь.
– Вы не имеете права…
– Я? – Орлов привстал. – Чего я не имею?
– Извини, ты все имеешь. Однако решение твое неразумно. – Гуров перехватил инициативу, почувствовал себя увереннее. – У меня с Сычом свои отношения, я его понимаю, чувствую.
– Ладно. – Орлов устало махнул рукой. – Иди думай, подбирай людей. – Он вышел из-за стола, открыл сейф, достал пистолет. – Возьми, потом положишь на место.
Гуров надел Сычу наручники, усадил в «Волгу». Вторая машина с опергруппой двинулась следом, но, как и было предусмотрено, отстала и затерялась в потоке.
– Командуйте, – сказал Гуров. – Куда едем?
– Я Москву знаю плохо, будем танцевать от печки, – сказал Сыч. – Три вокзала.
Он помнил полученную инструкцию, машины с опергруппой не видел, но не сомневался, что она существует, и не очень-то понимал, как его собираются отбивать.
Гуров взял рацию и сказал:
– Три вокзала. – Выключил рацию, повернулся к Сычу: – Рассказывайте, куда мы поедем дальше, после Комсомольской?
– Да я, что помнил, уже написал, – ответил Иван. – Дальше мне глядеть надо, вспоминать.
– Рассказывайте. – Гуров снял с Ивана один браслет, застегнул на своем запястье. – Извините, но фраера живут в соседнем подъезде.
Миновав вокзалы, машина свернула в один переулок, затем в другой, Иван попросил остановиться, мол, требуется оглядеть дома, вспомнить.
Гуров в рацию назвал место своего нахождения, оглядел переулок, и они вышли из машины.
Дальнейшее произошло быстро и неинтересно. Иван не успел сделать и нескольких шагов, как раздались три выстрела. Две пули пробили грудь Ивана, третья вспорола колесо «Волги». Стреляли из подворотни, метров с десяти. Иван упал, потянул за собой Гурова, который тоже упал на колени. Подлетела машина, оперативники выскочили, побежали.
Гурова охватила апатия, он понимал, что пути отхода преступники выверили, дворы, конечно, проходные, а там машина… Москва… Как говорится, с концами.
Он отстегнул наручники, сунул в карман и стал равнодушно ждать возвращения запыхавшихся товарищей.
В кабинете генерала Константина Константиновича Турилина веяло холодком. Хозяин, как обычно, в строгом штатском костюме, белоснежной рубашке, с безукоризненно повязанным галстуком, сидел во главе стола для совещаний и поигрывал остро отточенным карандашом. Справа от него в генеральском мундире сидел Потапов. Он осунулся и, что уже совсем на него не походило, слегка горбился, ссадинку, полученную утром в роще, он заклеил кусочком пластыря. Орлов и Гуров расположились слева от Турилина, напротив Потапова.
Гурова предстоящий разговор не волновал, главное – завтрашнее утро, девочки, а все остальное может гореть голубым огнем либо другим цветом, ему безразлично. Вся эта холодная торжественность, как бы гарантирующая предстоящую объективность разбирательства, безукоризненные манеры хозяина, которому почти двадцать лет пытался подражать Гуров, сейчас раздражали до крайности. «Все время играем, что-то изображаем, а ведь мы живые, из мяса, костей, нервов, и сердце у каждого одно».
Раздался телефонный звонок, и так как все аппараты, кроме одного, были переключены на секретаря, генерал поднялся, прошел к своему столу и снял трубку.
– Турилин.
– Здравствуйте, Константин Константинович.
Турилин узнал голос, но не хотел, чтобы присутствовавшие знали, с кем он говорит, и ответил:
– Добрый день.
– Совещание?
– Небольшое.
– Ну что, генерал? Вчера за здравие, сегодня за упокой?
Звонил заместитель министра, но Турилин счел возможным не ответить на столь риторический вопрос.
– Понимаю, жизнь не гладкая, в полосочку. Но ваш Гуров становится однообразно утомительным. Я не собираюсь учить вас, генерал, но полагаю, что вас заслушают на коллегии министерства. Продумайте ситуацию и накажите героя примерно. Я неоднократно слышу эту фамилию и изрядно от нее устал.
– Разрешите вопрос? – тихо спросил Турилин.
– Разрешаю. – Замминистра рассмеялся. – Не сердись, Константин Константинович. Тебе же отлично известно, что положение обязывает. Я говорю то, что должен сказать.
– У меня служат офицеры, фамилии которых не знаете не только вы, но даже я подзабыл. Они служат по тридцать лет и безвестными уходят на пенсию.
– Хорошо, хорошо. – Замминистра вздохнул. – Поступай как знаешь, я тебя предупредил.
Гуров к разговору не прислушивался, но понимал, что беседуют о нем. Он разглядывал Потапова, который сосредоточенно изучал сцепленные в замок пальцы, вспоминал, как генерал стоял на коленях в талом снегу, и подумал, что если девочки завтра не вернутся, то он, подполковник милиции Лев Иванович Гуров, этого человека убьет. Вся история в роще со стрельбой камуфляж, он никогда не толкнет Сергачева на убийство. Гуров убьет эту сволочь своими руками.