– Спасибо за заботу, Марик, – ответила Мария. – Ты не можешь найти кого-нибудь помоложе?
– Мария, я тоже проклинаю Люмьера с его паровозом, но у нас с тобой нет другой профессии. Поверь, дорогая, там есть чего сыграть. А насчет того, что голышом, так плевать, ты не вчера родилась. Мы сделаем один дубль в пеньюаре, его я и вмонтирую. Ну желает продюсер иметь в кадре обнаженную кинозвезду!
– Я посоветуюсь с мужем и позвоню.
– Вы что, расписались? – удивился режиссер.
– Мы не расписались, но Гуров – мой любимый мужчина. Хочешь с ним поговорить?
– Только без этого! – Режиссер поперхнулся. – Я думал, ты снимешься, никто и знать не будет. Картина скорее всего на экран не попадет.
– Милый, Гуров – сыщик и будет все знать прежде, чем ты дашь команду: «Снято!»
Мария с улыбкой рассказала Гурову о полученном предложении.
– Мы с голода не умираем, – он пожал плечами. – Ты настоящая актриса, предложат что-нибудь еще.
– Обязательно, – передразнивая Гурова, ответила Мария. – Но я согласилась. Необходимо сниматься, иначе потеряешь форму, да и подзабудут.
– Ты, взрослая и умная, будешь разгуливать перед миллионами мужиков голая?.. Валяй!
– Фи, какие выражения! Не голая, а обнаженная. Марк сказал, что сделает дубль в пеньюаре, значит, сделает, и не будь ханжой. Все! Не желаю на эту тему разговаривать!
Больше и не разговаривали, сегодня Мария улетала. Гуров ревновал и отнюдь не оттого, что ей предстояло сниматься обнаженной. Каждый раз, как она улетала на съемки, сыщик беспокоился. Мария взяла у Гурова чашку с кофе, заглянула в лицо, сказала:
– Когда ты сердишься и ревнуешь, у тебя темнеют глаза. Я раньше и не знала, что цвет глаз может так заметно меняться. – Она отпила кофе, вернула чашку. – Пока меня не будет, подумай, куда бы нам поехать на недельку отдохнуть.
Гуров не ответил. Мария ушла в ванную комнату, он продолжал бродить по квартире. Он жил здесь уже почти два года, но так и не привык к простору и современному интерьеру. Такую квартиру полковник милиции не мог ни получить, ни купить. Гурову квартиру преподнес финансист Юдин в обмен на однокомнатное убежище, которое Гурову выделили, когда его отец – генерал-лейтенант ушел на пенсию и сдал свои служебные апартаменты. Борис Петрович Юдин был миллионер, занимался коммерцией, и, когда два года назад Гуров, ошалев от бесконечных перестроек в милиции и безысходности, уволился, он стал работать у Юдина начальником службы безопасности. Вместе с Гуровым уволился и его ближайший друг полковник Станислав Крячко. Начали они на новом месте азартно, работали на совесть, провернули сложную операцию по пресечению транспортировки наркотиков через Москву на Запад, но вскоре затосковали. Да и отношения Гурова с Юдиным не заладились. Оба были лидерами, а два медведя в одной берлоге не живут. Расстались мирно, по-приятельски. В МВД возвращение полковника приняли с прохладцей, характеры и норовы старых оперативников были известны, но такими специалистами не бросаются, генералы сделали вид, мол, ничего и не было.
А квартира Гурову осталась, оборудована профессиональными дизайнерами, две комнаты, просторная кухня, практически столовая, и ванная комната, такие показывают по телевизору в бесконечных сериалах.
Гуров поставил чашку на откинутую крышку бара, взглянул на бутылку виски и отвернулся. Больше года назад Станислав сказал, что шеф излишне закладывает. Поначалу Гуров пропустил замечание друга мимо ушей, позже задумался, начал вспоминать, а когда он последний день не пил ни рюмки, не вспомнил и бросил. Он был максималист, не принимал полумер, мысль, что он, Лев Гуров, попал в зависимость от спиртного, взбесила. Несколько месяцев он не прикасался к стакану, теперь выпивал по случаю, но дома выпивка всегда наличествовала. Сейчас он бездельничал, на службе ничего серьезного не было, мозги бездействовали, а Мария улетает, и сыщик ощущал определенное напряжение и раздражение, принять граммов несколько не мешало.
Он упал на ковер, отжимался, пока руки не начали подрагивать, самодовольно отметил, что сто отжиманий – не так уж и плохо, поднялся, упал в кресло, подвинул телефон, набрал номер Крячко. Трубку сняла хозяйка, услышав голос Гурова, сдержанно поздоровалась и сказала:
– Лев Иванович, побойтесь бога.
– Наташка, я говорил, что люблю тебя?
– Ну все, конец! – Женщина тяжело вздохнула.
– Наталья, я позвонил лишь узнать, какой пирог ты нынче испекла.
– С мясом, – упавшим голосом ответила Наташа. – Но он еще в духовке. Предупреждаю, Станислав уже выпил, ключи от машины я у него заберу.
– Женщина всегда права, дай-ка мне этого алкоголика, – Гуров закурил и улыбнулся, услышав, как всегда, веселый голос Станислава:
– Приветствую, шеф. Где? Когда?
– Здравствуй, алкаш, меньше смотри боевики. Если ты меня величаешь шефом, я должен называть тебя ковбоем? Ты почему выпиваешь без разрешения? Я, понимаешь, мучаюсь, смотрю на бутылку, словно царь на еврея, а ты уже причастился.
– Виноват, Лев Иванович, но заслуживаю снисхождения, потому как у дочурки сегодня день рождения.
– Это серьезно, – согласился Гуров. – Сколько шарахнуло?
– Шестнадцать, шеф!
– Ты абсолютно прав, Станислав. Как считаешь, я могу по этому поводу…
– Обязательно! – перебил Крячко. – Причем не менее ста граммов, иначе обидишь семью.
– Ты настоящий друг, у меня тоже повод имеется, но твоя поддержка зашкалила весы.
– Всегда рад! Наташка, вытри нос, я никуда не еду!
– Спасибо, Лев Иванович! – крикнула в трубку Наталья.
– Сейчас мы отправляемся в зоопарк, – сказал Крячко. – Дочь с нами не идет, считает, уже взрослая. Вечером мы с любимой будем дома, может, заглянешь?
– Не исключено, в восемнадцать Мария уезжает, ты знаешь, я не провожаю, за ней заедет режиссер, позже позвоню.
Из ванной вышла Мария, как всегда, подтянутая, с девичьей талией, на высоких каблуках, с легким макияжем, красивая, немного уже чужая. Она взглянула на Гурова строго, словно ожидая от него фривольного жеста или колкой шутки, подошла к бару, спросила:
– Тебе виски или водки?
– Едино.
Мария налила в стакан Гурову и себе капнула в рюмку.
– За тебя! – Она подняла рюмку. – Мне с тобой сильно повезло, Гуров.
– Я знаю, кому повезло. – Гуров взял стакан, поклонился. – Удачи тебе, вернешься, не забудь позвонить.
– Когда у тебя такие глаза, я понимаю, как я тебя люблю.
– А когда у меня другие глаза?
– Когда ты стоишь рядом, не видишь меня, я чувствую, ты далеко, тебе нет до меня никакого дела, я отношусь к тебе иначе.
– Представляю.
– Нет, даже не представляешь, – усмехнулась Мария.
Зазвонил телефон, Гуров хотел подойти, но Мария сказала:
– Это меня, – сняв трубку, ответила: – Слушаю. Здравствуйте, одну минуточку. – Повернулась к Гурову: – Тебя какой-то чучмек.
– Мария! – возмутился Гуров. – Человек может услышать.
– Мне безразлично. Они заполонили Москву, убивают, насилуют, взрывают автобусы!
– Гуров слушает, – прикрывая рукой трубку, сказал сыщик.
– Здравствуй, дорогой Лев Иванович, – ответил сочный баритон. – Скажи своей красавице, что Шалва Давидович Гочишвили не чучмек, а грузин, и передай низкий поклон.
– Здравствуй, Князь, извини нас, неразумных славян, – ответил Гуров. – Слушаю тебя внимательно и великолепно помню, как ты мне помог в последний раз и что с меня причитается.
– Зачем обижаешь, дорогой? Мужчины не считают, кто сколько раз помог, они живут дружбой, иначе не могут.
– Я рад, что ты позвонил, говори о деле, Князь.
– Мне очень нужно тебя увидеть.
– Хорошо, сегодня после шести я свободен.
– Сейчас только двенадцать, Лев Иванович, – заметил Князь.
– Ах так, – Гуров взглянул на Марию. – Хорошо, приезжай ко мне, только извини, кормить нечем.
– Зачем обижаешь? Я на диете, мацони привезу с собой. Третий этаж, квартира слева?
– Все верно, жду, – Гуров положил трубку.
– Я думала, мы пообедаем вместе, – Мария вздохнула, затем тряхнула роскошными кудрями, рассмеялась. – Как говорит Станислав, что выросло, то выросло.