– Не… не помню.
– А я вот помню, «Люфтганзой» ты летела. Стало быть, туда и нужно звонить. Они всю ответственность за багаж на себя берут. И я уже позвонила, все им объяснила, и скоро приедут оттуда за чемоданом.
– Ой, как здорово! – подпрыгнула Катя. – Жанка, какая же ты умница!
– А ты уверена, что та женщина, которая по ошибке взяла Катькин чемодан, тоже догадается позвонить в «Люфтганзу»? – ехидно спросила Ирина. – Видишь ли, нам важно не столько от этого чемодана избавиться, сколько Катькин обратно получить…
Жанна тут же наградила ее злобным взглядом, и Ирина ощутила смутное удовлетворение.
Вскоре явился за чемоданом молодой человек – служащий компании. Он был чисто выбрит и аккуратно одет. Он сопоставил номера на Катькином багажном талоне и на чемодане, убедился, что чемодан действительно не тот, и отбыл, забрав чемодан и выдав Кате расписку. На вопрос Ирины, что будет, если владелец другого чемодана не заявит о подмене и вообще никак не проявится, молодой человек степенно ответил, что компания сама будет искать, у них ведь есть списки пассажиров. Он оставил телефон и удалился.
Только закрылась за ним дверь, как откуда-то явился Яша с куском чего-то оранжевого в пасти, который оказался при ближайшем рассмотрении ухом несчастного медведя.
– Ой! – Катерина всплеснула руками, но Ирина тут же наступила ей на ногу. Катька замолчала от боли, а потом до нее дошло, что молчание – золото, так что она не открывала рта, пока Жанна не ушла. Ирина же не дала Катьке рассказать про медведя только потому, что ей надоело слушать Жаннину ругань. Опять подруга стала бы их отчитывать, что они растяпы, забыли положить игрушку в чемодан и теперь неудобно перед хозяйкой чемодана…
«Ну и пусть! – подумала Ирина. – Сами потом с ней разберемся, деньги отдадим или медведя подремонтируем…»
Рассказ о том, как подруги обнаружили на улице Воскобойникова труп хозяина квартиры, Жанна выслушала довольно спокойно.
– Зря вы, конечно, туда поперлись…
– А все Катька со своим Мамбазимброй! – Ирина махнула рукой.
– Но в общем-то, может, даже и лучше, что Мамбазимбру вы оттуда забрали, а то стали бы потом туда звонить, выяснять, а там небось уже милиция шурует вовсю…
Жанна потребовала, чтобы ей предъявили Мамбазимбру, полюбовалась на него со всех сторон, незаметно покрутила пальцем у виска в сторону Катьки и умчалась на работу.
* * *
Во дворе дома номер семь по улице Воскобойникова собралась внушительная толпа.
Причиной этого было появление милицейской опергруппы с экспертами и собаками, из-за чего во дворе возникло непривычное возбуждение, и жители тихого, неприметного дома почувствовали себя персонажами популярного телесериала «Улицы разбитых фонарей».
Кто-то из жильцов предположил, что у них во дворе действительно снимают кино, и милиция ненастоящая, но служебная собака так грозно на него гавкнула, что эти неуместные мысли тут же выветрились из головы недоверчивого аборигена.
Наконец неизвестным науке способом в толпе распространилась информация, что убит Михаил Иванович из десятой квартиры. Это сразу внесло в ситуацию относительную определенность и разделило толпу на две части: большая часть жильцов, а точнее – почти все, очень жалели покойного, человека доброго и общительного, и только Серафима Павловна из двенадцатой квартиры громогласно заявила:
– Поделом ему, жулику!
– Какой же он жулик? – вполголоса, ввиду незримого присутствия покойника, возразил Георгий Андреевич из шестой квартиры. – Михаил порядочный был человек, всегда помочь готов, если что…
Георгий Андреевич, вступившись за покойного соседа, проявил удивительное мужество: Серафиму в доме боялись, и редко кто решался ей возразить. Услышав несогласие со своей позицией, она двинулась на непокорного, сверкая глазами и брызгая слюной:
– Мишка-то? Да он прямо частный таксопарк у себя на дому развел! На машине своей личной бешеные деньги заколачивал! Спекулянт! Давить спекулянтов надо!
– Какой же он спекулянт? – упорствовал в ереси Георгий Андреевич. – Если он своим трудом к пенсии прирабатывал, так мое ему уважение!
– Подтереться можешь своим уважением! – визжала неугомонная Серафима. – Из магазина идет – так фруктов цельную волокет авоську! А ты говоришь – не спекулянт! Разве ж честный человек может столько фруктов накупить? Вон, погляди, Васильич из гастронома идет – разве у него фрукты в авоське?
Действительно, через двор зигзагами двигался известный всему дому Васильич с внушительной сумкой, из которой выглядывали горлышки нескольких бутылок и буханка хлеба. Почувствовав внимание к своей скромной особе, Васильич поскорее юркнул в подъезд.
– Честному человеку фрукты не по карману! – закончила Серафима. – Да они ему и без надобности!
Георгий Андреевич хотел было что-то возразить, но Серафима не дала ему раскрыть рта и выложила свой главный козырь:
– А он уж и доигрался, Михаил твой! Из налоговой инспекции вчера к нему пришли, а разве ж к честному человеку оттуда придут?
– Кто это к нему из налоговой приходил? – осведомился высокий худощавый мужчина с темными кругами вокруг глаз, который до этого молча курил рядом с дверью парадной.
– А ты еще кто такой? – покосилась на курильщика подозрительная Серафима. – Ходят тут всякие, курят, пепел стряхивают…
Мужчина огляделся, отметил, что двор отнюдь не сверкает чистотой, и протянул Серафиме удостоверение:
– Оперуполномоченный Козодоев.
Серафима уставилась в книжечку, сравнила фотографию с оригиналом и чрезвычайно оживилась.
– Из налоговой к нему вчера приходили две женщины, одна худая такая, а другая ничего себе, рыжеватая, квартиру его не могли найти, потому что с улицы только до девятой, а десятую если кто не знает, так это сразу не найти, потому что она с другого конца, а с улицы ее не найти…
– Стоп! – прервал оперуполномоченный разошедшуюся Серафиму. – Это я уже понял. А когда они приходили-то?
– Кто?
– Две женщины из налоговой инспекции! – Козодоев сдержал готовое сорваться слово, только поиграл желваками.
– Когда пришли? Да когда ж они пришли-то… дай подумать… а когда вот я мусор выносила, вот когда! – Серафима обрадовалась, что смогла оказать помощь следствию.
– А когда вы… гражданка… выносили мусор? – Опер с трудом сдержался, но еще больше помрачнел.
– Мусор-то? Да когда ж я его выносила? Так, кажись, когда рекламу показывали… эти… прокладки на каждый день…
– А что вы смотрели, гражданка? – не сдавался Козодоев. – Какое кино?
– Как какое? – оскорбилась Серафима. – Обыкновенное кино, какое всегда смотрю. Там Мария замуж выходит, а жених-то, бескультурник, дедушкой ее оказался… хорошо, Кончита глаза ей открыла, а то какой позор мог приключиться!
Козодоев вытащил из кармана сложенную вчетверо газету и повел пальцем по программе. Через пять минут он удовлетворенно крякнул и позвал бородатого дядьку в белом халате:
– Степаныч, время смерти установил?
Эксперт пожал плечами и проговорил:
– Сам же понимаешь, предварительно, в первом приближении, плюс-минус трамвайная остановка…
– Ну все-таки, хоть примерно?
– Примерно от одиннадцати до часу.
– Та-ак! – со злой радостью произнес Козодоев и развернулся всем корпусом к Серафиме: – Из налоговой, говорите?
– Из налоговой, – с готовностью подтвердила та, – сегодня, говорят, к нему, а завтра – в двенадцатую. А зачем им в двенадцатую? Двенадцатая – это ведь моя, в двенадцатой я живу!
– Стоп! – Козодоев поднял руку. – Не начинай по новой! Женщин этих опиши, которые из налоговой!
– Чего их описывать? Самые обыкновенные женщины, одна худая такая, а вторая ничего, поприятнее на вид будет и одета прилично, поярче так, как положено, а та-то, худая, – прямо как ворона…
– Брюнетка, что ли?