Костя не сомневался, что в судьбе этого бесспорно сильного и крепкого мужика произошло нечто страшное, запредельное, заставившее его выбрать именно такую жизнь и, раз и навсегда поставив самого себя вне закона, объявить преступникам настоящую войну.
Ворон знал, на что шел. Как знал и то, что угол падения равен углу отражения и рано или поздно всему наступит конец…
Теперь, если их с Вороном дорогам все-таки суждено будет пересечься, то дальше, за политый кровью перекресток, пойдет только один. Кто?..
Об этом капитану Логинову хотелось думать меньше всего.
Вася из группы Кая
Находясь на полпути к дереву, голый Вася с ножом в руке был отличной мишенью даже для плохого стрелка.
И тут на помощь боевику снова пришла интуиция. Боковым зрением Вася выхватил из окружающей обстановки одиноко стоящую неподалеку собачью будку, явно предназначенную для псины размерами не меньше «кавказца». Почему он раньше никогда не обращал на нее внимания?
Решение созрело в его звенящем мозгу мгновенно. Собственно говоря, в данную секунду это была единственная альтернатива верной смерти.
Гибко пригнувшись, он прямо на ходу, головой вперед, нырнул в прикрытое полосками грубой ткани круглое отверстие, мысленно пожелав себе, чтобы внутри деревянной конуры не оказалось какого-нибудь острого предмета…
Он успел. Упав грудью на истлевшую подстилку – кажется, это была фуфайка – и с чудовищной силой ударившись животом о бортик, Вася пружиной поджал под себя торчащие наружу ноги и затих, сотрясаясь от беззвучных воплей и скорчив страшную рожу. Сначала содранная до мяса кожа, потом – ребро, теперь, кажется, яйца…
Смерть, со скрипом выпуская его из своих костлявых лап, требовала за столь высочайшую милость большую цену! «Ладно, – думал, молчаливо крича от боли, Вася. Главное – выжить!»
И остаться незамеченным ему все же удалось! Выждав некоторое время после ухода боевиков, учинивших на даче вторую Хатынь, Вася выбрался из будки и, хромая, бросился к охваченному огнем сараю.
Остановился напротив распахнутой настежь двери и замер, поняв, что помогать, увы, некому. Люди Алтайца не могут позволить себе такой роскоши, как живой свидетель. Кругом были только окровавленные, лежащие вповалку трупы, а также беспощадно пожирающий деревянные строения огонь и серый горький дым, бесформенными облаками поднимающийся высоко в небо…
Вася плохо помнил, как, не разбирая дороги, заборов и домов, бросился прочь от этого страшного места, ставшего братской могилой для боевиков и проституток из интим-клуба «Леди люкс».
В голове его что-то замкнуло, и окружающий мир вдруг изменился, перевернувшись, как в сломанном калейдоскопе, на сто восемьдесят градусов.
Миновав небольшую березовую рощу, он, голый, с перекошенным от ярости лицом и сверкающей в лучах утреннего солнца выкидухой, выскочил на проселочную дорогу, прямо перед идущим по ней пожилым мужчиной в рабочей спецовке и оранжевом жилете работника железной дороги.
– Стоять! Раздевайся, живо! Замочу, сука-а-а! – брызгая слюной, зарычал Вася, бросаясь на опешившего от увиденной картины прохожего и за шиворот волоча его в кусты.
От страха мужика парализовало, он превратился в покорную ватную куклу, с которой можно было делать абсолютно все.
Завладев тесной, пропахшей потом и мазутом робой, нацепив на себя не только рубашку, брюки, куртку, дырявые носки и рваные сандалии, но и оранжевую жилетку, Вася, выпуская накопившуюся внутри злость, с огромной удовлетворенностью дважды пырнул несчастного мужика, виноватого только в том, что подвернулся ему под руку, ножом в бледный впалый живот.
Потом вытер лезвие о траву, спрятал выкидуху в карман и снова вышел на дорогу, по которой бодро зашагал к трассе в надежде поймать попутку и на ней добраться до города…
Старший прапорщик Шедьяков
«Нет, правильно он отхерачил этого ублюдка Алтайца, правильно!» – решил прапор.
Оставив машину на территории гаражного кооператива в «ракушке», Шедьяков пешком направился домой, сделав, как всегда, маленький вираж в сторону пивного бара «Гамбринус», расположенного в полуподвале пятиэтажного сталинского дома.
Старший прапорщик был человеком устоявшихся привычек, и ежедневный, кроме выходных дней, когда в дело шла исключительно «беленькая», поход в пивбар стал у него чем-то сродни ритуалу. Три-четыре кружечки свеженького «Степы Разина» с порцией копченой рыбки помогали снять усталость от нервной вертухайской работы, обрести покой и почувствовать вселенскую умиротворенность. Иногда столь сильную, что даже мымра жена начинала казаться вполне нормальной бабой, и при виде ее драного халата, глупой рябой рожи и упакованной в бигуди рыжей башки в форменных штанах прапорщика начиналось некое томление.
Спустившись по выщербленным ступенькам в достаточно чистый, по обыкновению полупустой бар, Шедьяков подошел к полированной деревянной стойке, за которой с невозмутимым лицом стоял молодой усатый парень в белой рубашке и легкой кожаной жилетке. Узнав постоянного клиента, бармен дежурно улыбнулся.
– Добрый вечер! Как обычно? – Не дожидаясь ответа, он взял чистую кружку, подставил ее под сверкающий металлический краник и повернул ручку. Темное, пенящееся пиво стало быстро заполнять емкость.
– Как дела? – без видимого интереса спросил Шедьяков, жадно глядя на свежее пивко и мечтая только об одном – как можно быстрее окунуть в него пересохшие от жажды губы. – Смотрю, посетителей сегодня негусто?
– Да так себе, – пожал плечами бармен. – Завтра будет больше. На заводе зарплату за три месяца дают. – Парень кивнул куда-то за спину. – Мужики гулять будут.
– Заслужили, – степенно заметил прапорщик, беря первую протянутую барменом кружку и сдерживая себя, для солидности дожидаясь, пока наполнится вторая. – А что, рыбы нет? – бросив мимолетный взгляд на витрину с закусками, вскинул брови Шедьяков.
– Для вас найдется, – дружески подмигнул бармен, доставая из-под стойки тарелку с ломтиками чуть обветренной, но еще ароматно пахнущей скумбрии холодного копчения. – Когда заканчивается, мы оставляем несколько порций для завсегдатаев.
– Это пра-льно! – облегченно вздохнув, бросил вертухай. – Получите!
Выложив перед барменом пятнадцать рублей, Шедьяков убрал пухлый от полученных отпускных бумажник во внутренний карман пиджака.
Одной ручищей подхватывая тарелку с рыбой, а второй сгребая со стойки две пол-литровые кружки с пивом, он направился в дальний угол зала, за свободный столик возле светящегося аквариума с плавающими в нем окуньками, плотвичками и прочей мелкой речной рыбкой. Хозяин бара, об этом знали многие клиенты, был страстным поклонником рыбной ловли и регулярно менял обитателей аквариума – одних отправляя на кухню, в кастрюлю для просолки, а других помещая в стеклянную тюрьму.
«И здесь – тоже зона! – с ухмылкой подумал прапорщик, присаживаясь на жесткий пластиковый стул и закуривая „Беломор“. – Это же надо!.. Камера смертников, бля! Абзац, полосатые, доплавались!»
Сделав несколько глубоких затяжек, Шедьяков положил папиросу на край глиняной пепельницы, поднял кружку, выпустил изо рта дым и с трепетным наслаждением прилип губами к кружке с пивом. Большими глотками высосав ее до дна, он поставил пустую емкость на стол, тыльной стороной ладони вытер влажные от пены губы и довольно откинулся на спинку, дымя «Беломором» и лениво разглядывая посетителей бара.
Четверо коротко стриженных подростков лет семнадцати, о чем-то оживленно спорящих и машущих друг у друга перед дебильными рожами козьей распальцовочкой; двое пожилых опрятных дедков с бородками; мужчина солидного вида в костюме, разговаривающий по мобильному телефону; поп в рясе, видимо, из соседней занюханной церквушки, некогда бывшей и цветочным ларьком, и платным кооперативным туалетом. Еще человека три с печатью пьянства на опухших лицах, лакающих дешевое «Жигулевское» с кислыми отсутствующими физиономиями…