– Т-твою мать! – голос Тихого заметно дрогнул. Вот вам и вторая часть мерлезонского балета. Новгородский Бык, которого они искали, сам объявился. Без страха, нахрапом прет. Чувствует, отморозок, за спиной надежную стену. Значит, наглец Саша решился на наезд по всему фронту. Блицкриг решил устроить!
Предчувствие матерого битого волка не обмануло Тихого. Пошла раздача. Времени на размышления уже нет. Впрочем, он все для себя решил полчаса назад.
– Не нервничай, Пал Палыч, – как можно тверже произнес униженный патриарх. – Через двадцать минут я буду в Озерках, там и обсудим, как нам быть.
– Это еще не все, – обреченно вздохнув, глухо проговорил бывший опер. – Алена сбежала.
– Что?!! – позабыв об окружавшей его толпе бандитов, во весь голос рявкнул Тихий. – То есть как – сбежала?! Где?!
– На «Ленэкспо». Вошла в женский туалет. Тимур, разумеется, остался снаружи. Кто ж знал, что девчонка пролезет в окно и слиняет! Я уже отдал распоряжения, ее ищут…
Тихий покачнулся – так сильно невидимая рука в стальной перчатке сдавила его изношенное, уже пережившее один инфаркт сердце. Лики на иконах в золоченых окладах поплыли перед глазами старика. Если бы не телохранитель, вовремя подхвативший оседающего хозяина под локти, Тихий наверняка не устоял бы на ногах и рухнул на каменный пол храма. Как бесформенный кусок мяса, из которого все та же железная рука выдернула позвоночник.
– На воздух, папа! Я помогу, держись!.. Все будет ништяк! – Виталий торопливо сгреб старика в охапку и, провожаемый любопытными взглядами загудевших по-пчелиному гостей Пузыря, поволок с трудом передвигавшего ватные ноги Степаныча к выходу.
– Я сейчас буду, – прохрипел в трубку Тихий, спрятал мобильник и снова схватился за сердце: «Господи, как больно! Зачем она сбежала?!»
Сгрудившиеся у колонны менты в штатском, опередив всех, бросились к тяжелым дубовым дверям и открыли их, выпуская парня, осторожно ведущего под руку бледного как полотно рецидивиста Белова.
– Может, вызвать «Скорую»? – спросил с искренним участием накачанный не хуже Шварценеггера старлей Томанцев.
– Отвали, ментяра, – смерив здоровяка испепеляющим взглядом, слабо огрызнулся известный каждому сотруднику спецподразделения МВД семидесятитрехлетний авторитет. – О себе лучше позаботься, пес.
– Вот и мечи бисер перед свиньями, – громко выплюнул вслед Тихому один из громил в черных очках. – Уже одной ногой в могиле, хрен старый, а все туда же, пальцы веером!
– Горбатого только пуля исправит, – согласился Томанцев-младший, не упускавший из виду, как ненавязчиво смыкаются совсем близко ряды угрюмых братков.
– Пойдем, мужики. Невесту и без нас поздравят, – хмыкнул старлей. – Жаль, не по-христиански ставить раком господ бандитов прямо в храме. Впрочем, еще не вечер…
Повернувшись лицом к сверкающему за бычьими затылками сусальным золотом алтарю, омоновец не спеша перекрестился и вслед за стариком и его телохранителем с достоинством покинул храм. Трое в черных очках последовали за Томанцевым. Миссия психологического давления на братков была завершена. Теперь весь оставшийся вечер дорогие гости будут сидеть как на иголках, плоско остря, натянуто улыбаясь сквозь зубы и ежеминутно косясь на дверь в ожидании внезапного налета «маски-шоу» на снятый до утра ресторан. «Всем оставаться на местах, суки! Милиция!» И уйти – не уйдешь, Пузырь быстро смекнет, что гость струсил, и кусок в горло не полезет. Ладно еще, если прямо за столом накроют, а если голого, в бане?
Томанцев точно знал, что правоохранительные органы сегодня молодоженов не потревожат. Но пусть понервничают. Мелочь, конечно, а приятно. Гангстеры недоделанные, отморозки. Им полезно.
Упавший на заднее сиденье «Ягуара» Тихий, тяжело дыша, молча проводил взглядом отъехавшую от храма и свернувшую к Невскому черную ментовскую «Волгу». Бронированный лимузин авторитета плавно набрал скорость и понесся на север.
– Как вы себя чувствуете, Олег Степанович? – обернувшись через плечо, с тревогой в голосе спросил телохранитель.
– Не дождетесь, – процитировал известный еврейский анекдот старик и, достав кисет с табаком, принялся набивать трубку. – За дорогой смотри, Шумахер. Не хватало мне еще до кучи аварии!
– Бля буду, долетим, как ласточки. Гаишники отдыхают!
Зазвонил телефон, и на кристаллическом дисплее мобильника опять высветился номер Бульдога. Тихий нажал на кнопку соединения и проскрипел:
– Да, Паша.
– Снова плохие новости, Степаныч, – громко сопя, с трудом выдавил Клычков. – Очень плохие. Позвонил Антон. Он не решился сообщить сразу вам… Только что коттедж обстреляли из проезжавшей мимо машины. Сначала пустили по окнам очередь из автомата, а затем, твари, долбанули по каминному залу из подствольника! Самого Антона лишь легонько зацепило пулей, но врач, который приехал ставить «торпеду», ранен, пуля отрикошетила от стены в голову. А у Анастасии Эдуардовны… – Бульдог запнулся, – осколками стекла сильно порезано лицо и, кажется, поврежден глаз. Она истекает кровью. Медлить нельзя, я уже вызвал «Скорую»…
Тихий хотел громко, отчаянно крикнуть, но крик вдруг застрял в сомкнувшемся горле. Начальник охраны и телохранитель услышали лишь сиплый, сдавленный хрип. Так хрипят перед смертью задыхающиеся от приступа астматики.
Мобильник выпал из левой руки Тихого, ударился о носок лакированного ботинка, тлеющий табак рассыпался по коврику.
«Ягуар» резко вильнул, сбрасывая скорость, и молниеносно приткнулся у бордюра, прямо на оживленном перекрестке. Виталий выскочил из-за руля и, рванув на себя заднюю дверцу, во второй раз за последние четверть часа бросился к застывшему со стеклянными, вылезающими из орбит глазами Тихому.
– Папа! Держись, папа!
Но телохранитель ошибался, полагая, что новое страшное известие окончательно доконает престарелого авторитета. Тихий уже взял себя в руки и крепко, до хруста сдавил тонкими пальцами сотовый телефон.
– Убей их всех, Паша, – чужим голосом приказал он Клычкову. – Я хочу видеть в завтрашних теленовостях истекающие кровью трупы. – Ударом кулака в грудь патриарх оттолкнул растерянно нависшего над ним Виталия. – К утру мне нужны трупы Быка и Саньки! Все!
– Степаныч, – застыл на асфальте бодигард.
– За баранку, живо!
Через пять секунд лимузин, с визгом тронувшись с места, выскочил на середину проспекта и, непрерывно сигналя и держась осевой линии, помчался к обстрелянному дому Олега Степановича Белова.
Мысли Тихого, лихорадочные, хаотические, путаные, буквально разрывались между тремя направлениями: грядущей войной с группировкой Мальцева, раненой Анастасией и побегом Алены. Все три свалившихся на его голову несчастья требовали безотлагательного решения. С той лишь разницей, что в последнем случае он оказался в роли беспомощного наблюдателя, вынужденного томиться неизвестностью и ждать возвращения сбежавшей на «Ленэкспо» Алены.
Только бы с ней ничего не случилось! Она же совсем не знает Питер. В этом целиком виноват только он, и больше никто! Господи, только бы обошлось без приключений, только бы дочурка вернулась в Озерки целой и невредимой! А он – он обязательно исправится! Неразумный отец понял свою главную ошибку, осознал бесполезность и вред навязанной самым близким существам в мире ежеминутной опеки и готов кардинально изменить свое болезненно-мнительное отношение к безопасности не выдержавшей одиночества Алены и тихо спивающейся Анастасии. Разве этого он хотел?! Нет!
Тихий ощутил себя слепцом, на которого внезапно снизошел божий дар прозрения.
– Для кого я стараюсь, ради кого я все это делаю? – чуть слышно проскрипел Степаныч, тупо глядя через пуленепробиваемое темное стекло на проносящиеся мимо дома, деревья, автомобили, на толпы спешащих по своим делам чужих, незнакомых людей. – Для себя? Мне ничего не надо. Ничего. Без Алены и Насти я – пустое место. Если их не станет, мне незачем больше жить…