– Случайно не Климов ли? – Серж показал на окна.
– А ты откуда так много знаешь? Фамилию его, например?
– Догадливый я очень. Да и друзья мы с местным начальником, – Серж вынул из кармана носовой платок и, прикрыв им рот, зевнул. – А если серьезно, то приходилось беседовать. Я не согласен с его концепцией, коллега. У меня одни взгляды на жизнь, у Климова – другие.
– Концепция – это взгляды? Да?
– Примерно.
– Так ты попроще говори, Серж. Если ты будешь эту самую концепцию загибать, а я на блатную музыку перейду, мы с тобой никогда не договоримся. Ты же по-блатному не понимаешь?
– Уел, – Серж рассмеялся. – Тут ты меня умнее, это точно, – он испытующе посмотрел на Пашку, что-то взвешивая. – У меня вопрос к тебе ерундовый. Так, безделица одна, – Серж встал, одернул сюртук и взял в руки трость. – А, черт! – он бросил трость и снова сел. – Не выдашь ты меня Серому?
– Стоп, – Пашка протестующе выставил руки. Умолкни и заворачивай отсюда. Я не копилка для секретов. Мне вчерашнего разговора вот так хватает, – он провел ладонью над головой. – Во! Видал? Разбирайтесь сами. Расселся здесь. Может, я – то? А может, то? Иди-ка добром. А нет – айда в уголовку, там и решим…
– Только без этого, – Серж вскочил, и трость лопнула у него в руках.
Пашка посмотрел на вытянувшееся лицо и рассмеялся.
– Чего это у тебя с начальником разное-то? – спросил он.
– Концепция, – ответил Серж и опустился в кресло.
– Где Нинка?
– Я ее отослал. Мне с тобой надо с глазу на глаз поговорить. Очень надо.
– Что-то не получается у нас с тобой разговора. Муть одна.
– Сядь на минуточку. Пашка вздохнул и сел.
– Не вздыхай, сейчас все поймешь. Это я виноват, что у нас разговор не клеится, – Серж закурил, несколько раз жадно затянулся и раздавил сигарету. – Ситуация, то есть положение, – поправился он, – таково. Тебе надо искать дырку, или, как вы говорите, мента. Если ты его не найдешь, то… – Серж выразительно щелкнул пальцами. – Верно?
Пашка кивнул.
– Если найдешь – то же самое, но через некоторое время, – Серж снова щелкнул пальцами. – Ну, это дело твое. А может, ты и успеешь, как вы выражаетесь, смотаться. Сейчас Серому надо доказать, что ты ему необходим. Так я берусь помочь. Ясно? Теперь вопрос, – Серж поднял палец и внимательно посмотрел Пашке в глаза, – зачем мне это надо и что я хочу за эту помощь получить? Во-первых, мне нужна Варвара. Хочешь верь, хочешь не верь, но это так. Каждому свое. И здесь мне помочь можешь только ты. Как, я потом объясню. Во-вторых, у меня с Климовым свои счеты, о которых тебе знать не обязательно. Все понял?
– А как ты мне поможешь? Ты знаешь этого мента? – спросил Пашка, подаваясь вперед.
– Не совсем, – задумчиво протянул Серж, – есть некоторые сомнения. – Он замолчал, что-то взвешивая. – Цыган, понимаешь ли, того, – Серж сделал рукой неопределенный жест, – подозрителен.
– Цыган? Кореш Серого? Ты что, спятил? – Пашка вскочил и хлопнул себя по бедрам. – Да Серый за Цыгана глотку перервет. Цыган его с последнего дела чуть не на себе вынес. Знаешь это?
– Мне бандитские одиссеи ни к чему. Они только размышлять мешают. Я знаю то, что вижу своими глазами. Этот парень появился недель шесть назад. С тех пор у Серого неудачи. Ты посмотри, Пашка, как Цыган одевается, как держится. Он не пьет, не гуляет с девками, – Серж прищурился и громко щелкнул языком. – Как? Ты видел таких налетчиков, Павел? Поверь моему чутью, он не ваш, этот Цыган, – Серж встал, рассмеялся, потом снова сел и долго смотрел на Пашку, улыбаясь.
Пашка вспоминал. И чем больше вспоминал, тем больше убеждался, что Серж говорит правду. Цыган выделялся среди ребят Серого сдержанностью и хладнокровием, собранностью и какой-то военной подтянутостью. Недавно Пашка слышал, как Цыган отчитывал силача Свистка за то, что он проломил голову сторожу. Называл его висельником и мокрушником. Говорил, что в случае неудачи уголовка шлепнет Свистка в первую очередь, и хвастался, что за ним, Цыганом, мокрых дел нет.
– И вот еще что, Павел, – прервал Серж размышления Пашки, – попробуй поговорить с ним на блатном жаргоне. Уверен, что он ни черта не поймет.
– Попробую, – Пашка сморщился, пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль, что-то связанное с Цыганом. А может быть, с Сержем? – Попробую, – повторил он и тряхнул головой, – только этого будет мало для Серого. Цыган вроде и не калякал, что он из блатных. Он вроде этот самый, – Пашка покрутил пальцем у виска, – с мыслями.
– Идейный, что ли? – спросил Серж. – Во-во! Идейный, – обрадовался Пашка.
– Надо поинтересоваться его идеями. Боюсь, что они красного цвета, с большевистским оттенком. Ненавижу, – Серж хрустнул пальцами, – идейных особенно ненавижу. Ничего, за все посчитаемся.
Пашка впервые увидел в лице Сержа столько злобы. Обычно флегматичный и барственно-ленивый, Серж сейчас был похож на эпилептика во время припадка. Глаза закрылись, ноздри вздрагивали, раздувались, а полные, обычно яркие губы растянулись тонкими серыми пиявками. Между ними проглядывали острые зубы.
– Я передумал, – Серж вытер лицо платком, – я передумал, Павел. Расскажи Серому о нашей беседе. Только про Цыгана ни слова. Просто скажи: Серж хочет и может помочь. Надо же, до такого фортеля додумались! Своего человека засунули в самую душу. А Цыгана сейчас трогать нельзя.
– Это почему же? Надо только точно разнюхать. Чтобы ошибки не вышло, – Пашка почесал в голове. – Ну и силен ты, Серж. Завариваешь кашу.
– Торопиться сейчас нельзя, – Серж опять был спокоен и рассудителен, – надо найти второго, – и, встретив недоуменный взгляд Пашки, пояснил: – Не может он быть один. Информацию надо как-то передавать. Да и трудно одному.
Пашка оценил сообразительность собеседника и спорить не стал.
Пашка скатился по ступенькам в трактир и остановился на пороге, чтобы перевести дух. Ощущение было такое, будто входишь в парную. Вместо пара – папиросный дым, вместо запаха березы – водочно-табачный перегар. Залу наполнял монотонный гул голосов, изредка прерываемый громким возгласом или визгом девчонки. Но гул поглощал этот всплеск, равномерно растекался по стенам и потолку и гас где-то в опилках под ногами.
Пашка втянул сквозь зубы густой воздух и оглядел зал. Два стола занимала артель ломовиков. Видно, обмывают удачный подряд. Рядом красноармеец с барышней сидят за бутылкой портвейна. Три девочки отдыхают от бесцельной ходьбы и, наверное, обсуждают скупость и вероломство мужчин. Офицер – седой мужчина с породистым небритым лицом – играет на гитаре и поет:
Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…
Дальше все тонет, как в пороховом дыму. Пашка сунул руки в карманы и вразвалочку пошел к стойке.
– Привет, Америка, – сказала девочка с острым носиком и впалыми щеками, – присядь к нам, изобрази кавалера.
Пашка взял ее за ухо.
– Ты же меня не любишь, пацанка. Зачем зовешь?
– Люблю, – девчонка улыбнулась, – люблю, Америка. Только я Нинку боюсь. Она за тебя глаза выцарапает.
– Стой, – Пашка хлопнул в ладони и присвистнул, – так это ты недавно у меня на улице папиросу просила?
– Я, – девчонка смутилась.
Ее соседка откинула коротенькую вуаль и заулыбалась, блондинка напротив стала поправлять якобы сползающую на чулке резинку.
– Вы что, ошалели, девки? – Пашка сел на стул и поглядел в напудренные, яркогубые лица. – Я что вам, клиент?
Остроносая отвела глаза и тихо сказала:
– Угости, Паша.
– Николай! – крикнул Пашка и ударил кулаком по столу.
Половой, как мячик, вкатился в зал, смахнул со стола несуществующие крошки и, склонив блестящую от бриолина голову, подобострастно проговорил:
– Слушаю-с, Америка?
– Бутылку вина.
– Водки, – поправила блондинка.
– Поесть.
Пашка посмотрел в глазастое лицо девчонки и взял полового за рукав.
– Ты что же, паскудина, не видишь: люди голодные сидят?
– Так ведь их, почитай, за день больше дюжины зайдет. И корми каждого, – половой развел руками, – хозяин в момент накостыляет.
– У, жмотина, быстро тащи ужин! Заказывайте, девочки, – Пашка поднялся и пошел в глубь зала.