15 октября, немного позже
Филип,
долетела я ужасно. Мы проторчали четыре дня в Майами, ожидая, когда придут два контейнера с продовольствием и откроется аэропорт Ла-Сейбы, где мы планировали сделать пересадку. Я хотела было воспользоваться этой задержкой, чтобы посмотреть город, – размечталась! Наше подразделение поселили в ангаре, где мы и провели все это время. Трехразовое питание, душ два раза в день и походная койка. Интенсивные курсы испанского и первой помощи. Почти как в армии, разве что сержантов нет. В итоге мы долетели на DC3 до Тегусигальпы, а оттуда на военном вертолете нас доставили в Рамон-Вильесла-Моралес, на крошечный аэродром близ Сан-Педро-Сулы. Это невозможно себе представить, но с воздуха кажется, что страна подверглась массированной бомбардировке. Километры и километры опустошенных земель, остовы домов, разрушенные мосты и стихийные кладбища почти повсеместно. Мы летели на небольшой высоте и видели руки, торчащие из грязи и словно бы тянущиеся к небу, а рядом бесчисленные трупы животных, застывшие брюхом кверху. Вонь стоит чудовищная. Дороги разрушены и смахивают на ленточки, небрежно снятые с растерзанной упаковки. Вырванные с корнем деревья валяются грудами. Количество погибших никто не подсчитывал, но их тысячи. Кто знает, сколько под этой грязью погребено трупов? И как уцелевшие найдут в себе силы выжить в этом кошмаре? Здесь нужны сотни людей для оказания помощи, а нас в вертолете было всего шестнадцать.
Скажи мне, Филип, почему наши великие державы отправляют людей воевать легионами и не могут послать хотя бы горстку добровольцев для спасения детей? И сколько нам нужно времени, чтобы понять такую простую истину? Филип, тебе я могу признаться в очень странном ощущении, которое не покидает меня: здесь, среди разрухи и мертвецов, я, как никогда, чувствую себя живой. Что-то во мне изменилось, отныне жизнь для меня не право, а привилегия. Я очень тебя люблю, мой Филип.
Сьюзен
25 октября
Сьюзен,
на этой неделе, как раз когда я получил твое первое письмо, в прессе появились репортажи о тех ужасах, что творятся там, где ты сейчас. В газетах сообщают о десяти тысячах погибших. Я каждое мгновение думаю о тебе, пытаясь представить, как ты живешь. Во вчерашней «Монтклер таймс» один журналист написал о гуманитарной помощи, которую оказывает пострадавшим наша страна, и упомянул тебя в конце статьи. Я вырезал ее и вкладываю в конверт вместе с письмом. Все о тебе спрашивают – от этого я только острее чувствую твое отсутствие. Как же мне тебя недостает! Снова начались занятия, я ищу жилье поближе к факультету, присмотрел нуждающуюся в ремонте мастерскую в маленьком четырехэтажном домике на Брум-стрит. Квартал в весьма жалком состоянии, но студия большая и по цене вполне доступная, и потом, ты только представь – поселиться на Манхэттене! Когда ты вернешься, мы будем жить всего в нескольких домах от «Филм-Форума», помнишь такой? Трудно поверить, но в витрине бара напротив висит маленький флаг Гондураса. Поджидая тебя, я каждый день буду проходить мимо него. Это знак. Будь осторожна. Я по тебе скучаю.
Филип
Письма от Сьюзен приходили по одному в неделю, он отвечал на них в тот же вечер. Иногда он получал ответ на свои вопросы прежде, чем успевал их задать. На двадцатой параллели люди собирались с духом, страна пыталась восстановить порядок в катастрофических условиях. Сьюзен и ее товарищи разбили первый лагерь для беженцев. Они устроили его в долине Сулы, между горами Сан-Идельфонсо и Кабасерас-де-Нако. В январе они провели кампанию вакцинации. Сьюзен на стареньком грузовике колесила по дорогам, раздавая продовольствие, мешки семян и медикаменты. А когда не сидела за рулем «доджа», то занималась благоустройством базового лагеря. В первом построенном бараке разместился диспансер, во втором – администрация. В десяти землянках уже жили тридцать семей. К концу февраля в поселке Сьюзен, состоявшем из трех улочек, было два здания, двадцать одна хижина и двести жителей, две трети которых наконец-то снова обрели крышу над головой. Остальные спали пока в палатках. Там, где образовалось нечто напоминающее центральную площадь, начали возводить школу. Каждое утро, кое-как проглотив кукурузную лепешку, Сьюзен отправлялась на склад – в деревянный сарай, который закончили строить к Рождеству, – загружала свой грузовик и собиралась в путь. Хуан заводил ключом мотор, который долго чихал, сотрясая всю кабину, и Сьюзен снимала с руля руки, потому что от вибрации они начинали ныть, и терпеливо ждала, пока цилиндры разогреются и клапаны застучат ритмично.
Хуану не исполнилось и восемнадцати. Он родился в Пуэрто-Кортесе, родителей своих не помнил. В девять лет он уже работал грузчиком в порту, в одиннадцать с половиной поднимал сети на рыболовецком судне. В тринадцать пришел в долину, и с тех пор его здесь все знали. Подросток с повадками взрослого мужчины заприметил «белую сеньору», как только та вышла из автобуса, прибывшего из Сулы, и тут же увязался за ней. Сьюзен сперва приняла его за побирушку, но он не нищенствовал, для этого он был слишком горд. Хуан жил тем, что в сезон ливней выполнял всякую посильную работу за пищу и кров. Он чинил крыши, красил стены, ковал лошадей, перегонял стада, перетаскивал на плечах всякую поклажу, чистил хлева и риги. Если нужно было завести светло-голубой «додж», погрузить в него ящики, проехаться в кузове, чтобы помочь в поездке, Хуан был тут как тут, едва только замечал выражение лица Сьюзен, означавшее «мне нужна помощь». Начиная с ноября она каждое утро брала с собой две кукурузные лепешки, к которым иногда прибавляла плитку шоколада, и они вместе завтракали, прежде чем отправиться в путь. Даже при самых оптимистических прогнозах нового урожая следовало ждать еще целый сезон, а разрушенные дороги не позволяли развозить по стране скоропортящееся продовольствие. Так что приходилось довольствоваться так называемыми продуктами первой необходимости, которые воспринимались жителями как пища богов. В поездках по опустошенным деревням присутствие Хуана в кузове придавало Сьюзен уверенности, тем более что повсюду на их пути царила гробовая тишина.
8 января 1975 года
Филип,
первый раз я встречаю Новый год вдали от тебя, от дома, от всего. Странное ощущение: все смешалось, переплелось – острое чувство одиночества, охватившее меня, и радостное осознание того, что моя нынешняя жизнь, как никогда, насыщенна и полна необычайных событий. Многие годы в новогоднюю ночь мы с тобой обменивались подарками – на этот раз я провела ее среди людей, лишенных всего. Местные ребятишки передрались бы между собой за одни только обертки от наших подарков, за кусочек бечевки. Однако ты и представить себе не можешь ту атмосферу праздника, которая царила в поселке. Мужчины стреляли в воздух, славя надежду, которая помогает им выжить. Женщины танцевали, вовлекая ребятню в безумное веселье хороводов, а я – я была ошеломлена. Я помню тоску, в которую обычно погружало нас приближение Нового года, помню, как делилась с тобой своими страхами и печалями, поскольку не все складывалось так, как мне хотелось. А здесь все в трауре, вдовы, вдовцы, сироты, но с каким потрясающим достоинством они держатся за жизнь. Боже, как прекрасен этот народ в годину бедствий! Подарок на Рождество мне преподнес Хуан, да какой подарок! Это мой первый дом, и он будет очень красивым; уже через несколько недель я смогу в нем поселиться. Хуан ждет конца месяца: дожди прекратятся, и тогда он его покрасит. А пока я попробую описать тебе этот дом. Фундамент Хуан соорудил из земли, смешав ее с соломой и камнями, а стены выложил из кирпича. С помощью жителей деревни он где-то раскопал среди обломков оконные рамы и вставил их по обе стороны от красивой синей двери. Пол моей единственной комнаты пока земляной. Слева будут находиться труба и выложенный из камней очаг – вот тебе и кухня. А для душа он установит на плоской крыше цистерну, и я смогу, дергая за цепочку, мыться холодной или теплой водой, в зависимости от времени суток. В таком описании моя душевая, возможно, покажется тебе ужасной, а дом – спартанским, но я знаю, что он будет очень уютным. Кабинет я себе устрою в углу гостиной, где Хуан обещал настелить полы, как только найдет, из чего их сделать. Еще есть маленькая лесенка, которая ведет на полати, где я положу свой матрас. Ну да ладно, довольно хвастаться, теперь твой черед писать. Расскажи, как ты провел праздники, как вообще поживаешь. Мне тебя по-прежнему недостает. Осыпаю поцелуями.