На правом виске Эйджела несколько раз судорожно взморгнул индикатор импланта. Соединившись с базами данных бортовой кибернетической системы, он проверил результат анализа голосового ряда и был вынужден признать, что автоматика не ошиблась.
Роковое совпадение или неожиданная, если не сказать зловещая насмешка Судьбы?
Скорее последнее, – подумал Эйджел, выключив сигнал бедствия, чтобы послать в трехмерный континуум короткую фразу:
– Вот кого не ожидал встретить, так это тебя, Вадим.
Секунда напряженного ожидания показалась ему вечностью.
Он или не он?
– Риган? – Очевидно, в распоряжении Рощина имелась адекватная программа, анализирующая голосовой ряд и сравнивающая его с теми голосами, что хранила память. Не компьютерная, а человеческая.
– Привет, старина. Приятно услышать знакомый голос. – Риган не мог сказать себе, что безумно рад неожиданной встрече, но… – У меня энергия на исходе. Ты можешь указать безопасную точку всплытия?
– Эйджел, я не ждал гостей. Даже тебя. Точка всплытия будет сформирована только после передачи исчерпывающей идентификационной информации.
– Как всегда, не веришь своим ушам, да?.. Ладно, – поморщился Риган. – Учитывая, что ты мертв, Рощин, я вообще не могу слышать твой голос. Верно? Однако я его слышу… Принимай данные, но учти, у меня все резервные датчики энергии в красной зоне.
* * *
АРК Эйджела Ригана появился в трехмерном космосе в виде бледного фантома, который вдруг стремительно начал набирать значения физических величин, окончательно материализуясь в привычном для человека континууме.
Еще секунда, и «Тайфун», отработав двигателями коррекции, медленно поплыл в направлении открывающегося вакуум-дока сложной пространственной конструкции, основой которой был старый, отслуживший свое корпус рудодобывающей фабрики класса «Спейсстоун».[6]
…Вадим наблюдал за всплытием «Тайфуна», ощущая, как пробуждаются давно позабытые чувства, словно маленький бес, таящийся внутри него, вдруг скинул оковы и, получив волю, бросился открывать двери потаенных узилищ памяти…
Учитывая, что ты мертв …
Да, действительно, Риган имел основания считать именно так. Стоило отдать должное Эйджелу: он не потерял головы, внезапно услышав потусторонний для него голос.
Процесс шлюзования в вакуум-доке занимал не много времени, и Вадим встал из операторского кресла, предоставив автоматике выполнять рутинные операции. Он хотел встретить Ригана на предшлюзовой площадке, чтобы иметь возможность составить первое впечатление о негаданном госте из прошлого, не допуская его внутрь основных отсеков станции.
Сколько прошло времени?– думал он, шагая по коридору. – Полтора года? Или два?
Провалы в памяти все еще давали о себе знать, но не они беспокоили Вадима. Насколько и в какую сторону изменился Эйджел с момента их последней встречи? Что Риган знает о нем, кроме общеизвестного факта: боевой мнемоник Вадим Рощин погиб на Фрисайде?
…В огромном ангаре, предназначенном для принятия и сортировки контейнеров с рудой, царил сумрак и холод. Капли конденсата ползли по стенам, срывались с потолка, ближе к системе из трех шлюзов влага замерзала, покрывая несущие конструкции замысловатыми узорами инея.
Вадим терпеливо ждал, пока в вакуум-доке закончится процесс стыковки корабля со станцией.
Прошло несколько минут, прежде чем подле одного из люков зажегся предупреждающий сигнал, означающий начало работы механизмов шлюзовой камеры.
Наконец массивная, покрытая изморозью плита раскололась на два остроугольных сегмента, которые раздались в стороны, пропуская в ангар фигуру, облаченную в скафандр исследовательского образца – более прочный, чем гражданские модификации, но явно уступающий военным разработкам.
Эйджел успел снять гермошлем и теперь держал его в левой руке. Его лицо мало изменилось с тех пор, как он в последний раз видел Вадима Рощина, – все тот же насмешливый взгляд, в котором, под личиной ироничного скепсиса, на самом деле скрыта угроза всему сущему: Риган являлся одним из лучших боевиков корпорации «Инфосистемз». На Окраине термин «лучший» вовсе не подразумевал таких качеств, как благородство, скорее, напротив, и в памяти Вадима образ этого человека прочно ассоциировался с беспощадностью профессионального убийцы, исполнявшего свою работу с неизменной усмешкой на устах.
Каждому свое…
Их взгляды встретились.
Эйджел посмотрел на Рощина без тени удивления или недоверия во взгляде. Не то чтобы ему был безразличен факт внезапной встречи, но Риган не верил в чудеса, а значит, не признавал никакой мистики.
– Холодно тут у тебя, Рощин, – вместо приветствия произнес Эйджел. Он обвел взглядом покрытые узорами инея стены и добавил: – Может, найдется местечко потеплее?
– Иди за мной.
Вадим развернулся, ощущая, насколько не готов к неожиданной встрече. Всколыхнувшаяся память мгновенно покрылась рябью образов, воспоминания тянули его в пучину событий, из которых он едва сумел выбраться… собственно, финал трехлетней одиссеи Рощина среди корпоративных миров Окраины закончился относительно недавно, раны в душе еще кровоточили, а появление Ригана лишь разбередило их, сломав хрупкую наледь забвения, которую столь тщательно культивировал Вадим, скрывшись от людей среди поля астероидных глыб, на старой, никому не нужной станции, брошенной тут за полнейшей ненадобностью…
Он не хотел насильственного возвращения памяти и потому, взглянув на Ригана, испытал отчаяние, злость и… растерянность.
Какого фрайга гиперсфера вышвырнула корабль Эйджела именно тут?
Следующим чувством после досады пришло осознание опасности. Близкой опасности, будто незащищенное горло внезапно ощутило холодную сталь десантного ножа. Риган являлся профессиональным убийцей, «специалистом по силовому решению проблем», так не резонно ли предположить, что его появление вовсе не игра случая, а тщательно спланированная акция возмездия?
Через минуту открылся внутренний люк, за которым находился небольшой переходной зал, где раньше располагалась аппаратура управления механизмами ангара. Теперь в пустующем помещении царил густой и не совсем приятный запах: его источали растения, посаженные в специальные емкости с дурно пахнущей питательной средой… Что-то вроде гидропонического сегмента, один из десятков узелков сложной системы самодостаточности.
Ригану запахи прелой листвы, смешанные с флюидами питательных сред, показались не лучшей альтернативой холодному, но чистому воздуху ангара.
– Ну ты даешь, Рощин… – неприязненно усмехнувшись, произнес он. – Неужели боевой мнемоник не в состоянии придумать ничего лучшего, чем эта старая гидропоническая дрянь? Или ты позабыл, что есть на свете системы…
Рощин остановился, будто его ударили в спину, затем медленно повернул голову. В его взгляде читалась трудно сдерживаемая ярость, причины которой были совершенно непонятны для Эйджела, слегка опешившего, несмотря на свою хваленую выдержку.
…Боевоймнемоник – термин, таящий в себе зловещее сочетание смыслов, поначалу воспринимающееся на слух как нечто противоестественное.
Они оба прекрасно знали, что все не так просто, как предлагает словарь новых семантических понятий Окраины.
Да, Рощин являлся боевым мнемоником. В прошлом. Хотя ему трудно было поручиться, даже перед самим собой, что пустые гнезда имплантов, без кибернетических модулей, гарантируют необратимость перемен.
Эйджел зря усмехнулся. Конечно, если предположить его полное неведение относительно последних лет жизни Вадима, фразу можно было оставить без внимания, но Рощин уже плохо владел собой. Несколько минут предельного эмоционального напряжения сделали свое черное дело, подведя его рассудок к внезапному срыву: