– И ничего не нашли, – полувопросительно произнес Федор Филиппович.
– Ну, ровным счетом!
…Подчиненные генерала Осмоловского действительно проверили спортивно-оздоровительный комплекс «Волна» с такой тщательностью, словно искали там замаскированное взрывное устройство. Всесторонней проверке подверглись также все до единого лица, работавшие в комплексе, являвшиеся его владельцами или просто регулярно его посещавшие. В основном это были бывшие спортсмены – борцы, несколько тяжелоатлетов и парочка пловцов – с довольно темным прошлым. Впрочем, пройдя через горнило горбачевской перестройки, более или менее темным прошлым обзавелось почти все взрослое население страны; Осмоловского больше интересовало настоящее, а в настоящем эти люди были чисты перед законом – опять же, настолько, насколько вообще можно оставаться чистым, живя в России и занимаясь бизнесом. В ходе проверки всплыла связь депутата Государственной думы Андрея Ильича Ненашева с некоторыми из этих людей, однако инкриминировать Ненашеву было нечего – поддерживать дружеские отношения с кем бы то ни было российское законодательство не запрещает. Что же до некоторых интимных подробностей этих взаимоотношений, то, по убеждению Осмоловского, у господина депутата хватило ума держать свои делишки в секрете, и ни одного порочащего его факта людям генерала выявить не удалось.
Разумеется, Осмоловскому очень не нравилось то обстоятельство, что Ненашев, как выяснилось, околачивался в «Волне» одновременно с группой Славина. Однако было установлено, что после отъезда полковника и его подчиненных господин депутат оставался в Сочи еще четыре дня – купался в бассейне, загорал в солярии и кушал шашлык из молодого барашка, обильно запивая его красным вином. Зная господина Ненашева, можно было предположить, что пил он не только вино, но и коньяк, и даже водочку; надо полагать, без девочек также не обошлось, но все это, увы, не имело никакого отношения к делу.
Словом, найти Осмоловскому ничего не удалось, а его непосредственные служебные обязанности не позволяли провести масштабное расследование – одно из тех расследований, после которых в той или иной степени виновными оказываются почти все. Его попытки убедить начальство в необходимости такого расследования потерпели неудачу – по мнению начальства, проведенной в Сочи проверки достаточно, чтобы полностью сбросить со счетов всех известных фигурантов данного дела. Понятно, что генерала Осмоловского такая постановка вопроса не удовлетворяла – во-первых, потому, что он не хотел оставлять безнаказанными убийц и неотомщенными своих людей, а во-вторых, ему по-прежнему казалось, что связанные с сочинским делом события таят пока неизвестную, но вполне реальную угрозу для человека, которого он охранял.
Федор Филиппович признал доводы своего однокашника заслуживающими самого пристального внимания и пообещал разобраться. Разумеется, все это партизанщина чистой воды, поскольку никаких распоряжений сверху генерал Потапчук на этот счет не получал. Несмотря на это, Федор Филиппович начал действовать с присущей ему энергией, поскольку свято исповедовал девиз американских копов, начертанный на дверцах их патрульных автомобилей: «Служить и защищать». Он служил государству и защищал его интересы. То обстоятельство, что государство в данном случае было склонно игнорировать угрозу, ничего не меняло: такое случалось не впервые, и Федор Филиппович за годы своей службы сто раз видел, как оно, государство, замечало готовый свалиться ему на голову кирпич лишь после крепкого удара по темечку. Кирпич после этого разносили в пыль, но что с того? Удар-то уже состоялся…
Короче говоря, Федор Филиппович приступил к осторожному, негласному расследованию, и…
– И?.. – спросил Глеб.
Потапчук заметил, что он уже давно вертит в пальцах незажженную сигарету, и усмехнулся.
– Кури, – сказал он. – Я же вижу, что тебе курить хочется, а ты терпишь, чтобы меня не дразнить. Кури, Глеб, я не дитя малое, ножками по полу стучать не стану.
– Спасибо, товарищ генерал, – сказал Слепой и закурил.
Дым от его сигареты поплыл по комнате, беззвучно толкнулся в холодное оконное стекло и начал расползаться по нему серой клубящейся пленкой. Сиверов сделал круговое движение кистью, рисуя в воздухе дымное кольцо, проткнул его кончиком сигареты; на генерала он не смотрел, как не смотрел на бумаги, которые Федор Филиппович за время своего рассказа успел разложить по столу, сдвинув в сторону чайные принадлежности.
– В общем, мы взяли эту «Волну» под наблюдение, – сказал генерал. – Народ там бывает разный – все больше из тех, по ком тюрьма плачет года этак с восемьдесят пятого. Такие, знаешь, олигархи местного значения, городские тузы – от мэра до начальника милиции, – ну, и прочая мелкая сволочь. Бассейн, сауна, девчонки, шашлык – словом, полный ассортимент услуг. Но все тихо-мирно, чинно-благородно, придраться не к чему… Ненашев там частый гость, наведывается не реже раза в две недели – встречается, понимаешь, с электоратом. Но все это, повторяю, ни о чем не говорит, кроме того, что господин депутат с этих кавказцев кормится. Ну, да это его проблемы, подавится когда-нибудь… Но вот потом, Глеб Петрович, начались дела поинтереснее. Ну, президент заехал – это ладно, к этому все были готовы, и никого этот визит не удивил. А вот через недельку после него, когда я уже решил, что дело не выгорело, и хотел своих людей оттуда убрать, вдруг является в эту их «Волну» Косарев…
Глеб длинно присвистнул и поспешно затянулся сигаретой. Потапчук внимательно посмотрел на него и кивнул:
– Я так и думал, что ты знаешь, кто такой Косарев. Грамотный ты работник, Глеб Петрович, – знаешь даже то, чего тебе знать не положено. Такой информацией не каждый генерал располагает. Да что там генерал – не каждый член правительства!
– Это похвала или угроза? – поинтересовался Глеб.
– От тебя зависит, – не принял шутливого тона Потапчук. – От твоего поведения. Впрочем, вести себя ты умеешь – на люди не лезешь, языком не болтаешь, государственными тайнами, как флагом, не размахиваешь… Значит, объяснять, кто такой Косарев, тебе не надо…
– Павел Андреевич Косарев, кличка – Визирь, – доложил Глеб. – Должность… впрочем, должность значения не имеет, он их все время меняет, я даже не помню, кем он там сейчас числится…
Он сделал паузу, но Федор Филиппович промолчал, из чего следовало, что должность Косарева в данном случае действительно не имеет значения. Из этого следовало также, что генерал не хочет снабжать его лишней информацией; примерно полторы секунды Глеб думал, злиться ему на своего куратора за недоверие или, наоборот, благодарить за заботу, а потом решил, что все это ерунда: при желании он мог разузнать о Косареве все, вплоть до интимной жизни. Федор Филиппович это прекрасно понимал и, коль скоро не пожелал уточнять, какую должность занимает в Кремле Павел Андреевич Косарев, значит, считал это неважным.
– Полагаю, это действительно неважно, – продолжал Сиверов. – Важно другое – то, из-за чего его прозвали Визирем. Неизвестно, сколько лет он всюду сопутствует президенту…
– Двадцать, – прихлебывая остывший чай, вставил Федор Филиппович.
– Надо же! – удивился Глеб. – Я думал, все-таки меньше – скажем, десять-пятнадцать… Впрочем, разница невелика. Некоторые считают, что речь в данном случае идет о дружбе, но я полагаю, что имеют место чисто деловые отношения, такие давние и тесные, что вводят посторонних людей в заблуждение. Так вот, некоторые осведомленные источники утверждают, что хозяин редко принимает решения, не посоветовавшись предварительно с Визирем. Эти же источники утверждают, что в девяти случаях из десяти к советам Визиря прислушиваются.