– Все впереди.
Беби придвинулась ко мне близко, слишком близко. Ее глаза плыли надо мной грозовым облаком, ее губы покачивались надо мной, как лодки, ее подбородок опрокинулся, как чаша, полная молока.
– Все впереди, слышишь? У нас вся жизнь впереди. Целая огромная жизнь.
* * *
…Я проснулась от глухого стука в окно.
Стекло было залеплено точками снега, и пока я соображала, что бы это могло быть, в него ударил очередной снежок. После чего последовал пронзительный короткий свист.
Беби.
Беби сидела на сосне прямо напротив окна моего номера, оседлав толстую ветку. Высота была приличная, сосновый ствол – абсолютно гладким, как ей удалось забраться сюда, оставалось загадкой. Она могла бы постучать в двери номера, но предпочла разбудить меня таким экстравагантным способом. Она была беби, и это все объясняло.
– С ума сошла! – крикнула я, открывая окно. – Зачем ты залезла туда, сумасшедшая?
– Чтобы сказать, что день сегодня будет офигительным! И еще, что ты обещала научить меня кататься на лыжах.
– Разве?
– Стопудово. Жду тебя в холле через двадцать минут.
– Через сорок.
– Через полчаса, – отрезала беби и, совершив головокружительный кульбит, спрыгнула на землю.
Я даже не успела испугаться за нее.
Пока я мылась в душе, натиралась кремом от солнца и натягивала на себя комбинезон, меня не оставляли мысли о прошедшей ночи.
Ночи с беби.
Я провела ночь с девушкой, которая отбила у меня Влада, и теперь могла с уверенностью сказать: такой ночи у меня еще не было. Никогда в жизни.
И анаша здесь ни при чем.
Рот у беби не закрывался, но это не напрягало меня. Погружение в ее двадцатилетний мир прошло легко и безболезненно – и он оказался фантастическим, похожим на латиноамериканский роман, китайскую притчу и триллер одновременно. Беби жонглировала самыми разными городами (Нью-Йорк, Лондон и Барселона в их число не попали, за что я была несказанно благодарна ей), вытаскивала из заднего кармана джинсов самые удивительные пейзажи, вынимала из-за щеки самые потрясающие человеческие типы. Ее Амстердам был совсем не похож на мой собственный Амстердам, то же случилось и с Парижем, и с Салониками, мы пили разную на вкус граппу и ракию, в моих венецианских каналах не было ничего, кроме тины и отходов, в ее же – цвели папоротники и плыли завернутые в папиросную бумагу локоны влюбленных. От беби я впервые услышала о кошках с девятью хвостами и о гангстерах, которые играют в го. Я была почти уверена, что большинство рассказов беби – плод ее фантазии, не больше. Но плод этот был прекрасен, он благоухал.
– Слушай, тебе нужно книги писать, – сказала наконец я, полностью обессиленная ее историями.
– Уже.
– Что уже?
– Уже пишу. – Беби кивнула в сторону ноутбука. – Она там.
– Книга?
– Роман.
– Дашь почитать?
– Дам. Когда-нибудь.
– О’кей. – «О’кей» – неужели мои губы произнесли это?
Я почти не помнила, как вернулась к себе, а вернувшись, упала на колени посередине номера и разрыдалась. Боль, на время отступившая, ударила по мне с новой силой. У меня нет никаких шансов. Никаких. Влад больше никогда не будет со мной. От таких, как беби, не уходят. За такими, как беби, следуют всю жизнь. Непонятно только, что она нашла во Владе. Конечно, беби бросит его, не пройдет и трех месяцев. Но вернется ли он ко мне? А если и вернется, то все равно будет искать ее в каждом дне. Чтобы ловить с ней рыбу, болтать ногами в прохладной воде, есть виноград, пить текилу, глазеть на прохожих, мокнуть под дождем, стрелять сигареты, кататься на колесе обозрения, читать правила поведения пассажиров в метро, стричься, пускать мыльные пузыри, собирать марки, кормить пингвинов пломбиром. И мечтать быть с ней, пока смерть не разлучит души.
Беби ждала меня в холле, сидя в кресле со сложенными по-турецки ногами. Тут же крутилось несколько молодых людей, которые сразу отпали, как только она помахала мне рукой.
– Потрясно выглядишь, – сказала беби. – А прикид у тебя просто чумовой. Костюмчик на все сто.
– Обыкновенный костюмчик.
– Да ладно тебе… ну что, двинули?
– План такой, – я подтянула молнию на плохоньком комбинезоне беби, – сначала мы подберем тебе лыжи.
– А потом ты научишь меня кататься?
– Если ты будешь хорошо себя вести.
– Я буду хорошо себя вести. Я буду паинькой. Обещаю.
…Она оказалась потрясающей ученицей. Я предполагала что-то подобное, но действительность превзошла все мои ожидания. А может, все дело было в бесстрашии беби? Она бесстрашно смеялась, запрокинув голову, бесстрашно рассказывала о гангстерах, играющих в го, и вот теперь бесстрашно соскользнула с пологого склона для приготовишек. Трудно было поверить в то, что беби делает это в первый раз.
– Корпус вперед! – крикнула я ей.
– Я помню, помню!..
После нескольких десятков удачных спусков беби подъехала ко мне: глаза ее нестерпимо сверкали, рот то и дело растягивался в блаженной улыбке, а на щеках играл румянец.
– Ну как? – спросила она.
– Неплохо, совсем неплохо. Тебе нравится?
– Я просто в ауте. Даст ист фантастише!
– Даст ист абер прима! – расхохоталась я.
– Ты и немецкий знаешь?
– Этвас. Немного.
– Слушай… А может, мы поищем какое-нибудь другое место? – Беби оперлась на палки и умоляюще посмотрела на меня.
– А это тебе чем не нравится?
– Народу много. Флажков. Детей каких-то дурацких…
– Ты сама ребенок. Дурацкий. – Мне внезапно захотелось погладить беби по голове.
– Давай двинем туда, где посерьезнее, а?
– Не стоит. Пока не стоит. Не думай, что все будет так легко и просто. Кое-какие навыки должны закрепиться до автоматизма, к тому же повороты у тебя хромают.
– Здесь они не закрепятся. – Беби снова потеребила крест у себя в ухе. – Здесь мне уже скучно. Так я могла бы и где-нибудь в Парголово покататься.
– Не говори глупостей, – тоном учительницы младших классов изрекла я.
– Ну, пожалуйста…
– Не канючь. И марш наверх!..
В конце дня я сдалась, и мы отправились на трассу для мастеров. Я хорошо знала ее по своему прошлому приезду, беби же видела ее в первый раз. Для начала я устроила пару показательных спусков, потом наступила ее очередь.
– Все помнишь? – Я нагнулась и проверила крепления.
– Все. Группироваться, не выбрасывать палки… Да все будет в порядке. Не переживай.
Губы беби были плотно сжаты, а в глазах появился сосредоточенный потусторонний блеск, свойственный лишь лыжным экстремалам.
– Тогда с Богом. Давай!..
Беби родилась горнолыжницей. Впрочем, с тем же успехом она могла родиться парашютисткой, альпинисткой, байкером, ловцом жемчуга. Она родилась беби, и это все объясняло.
Это объясняло ее полет, маленький ангел был создан для снегов, ущелий, почти вертикальных, отвесных склонов. Я даже залюбовалась ею. Влад никогда ко мне не вернется. Никогда. Ни-ко-гда. Оттолкнувшись палками, я следом за ангелом сорвалась вниз.
– Черт возьми, – сказала она, когда я остановилась, обдав ее ледяными брызгами с ног до головы. – Ты чертовски хорошо смотришься. Ты вообще чертовски хороша.
– Ты тоже.
– Как насчет вечера?
– Опять анаша?
– Ну почему… Сначала водка в «X-files», а анаша потом. Заметано?
– Заметано. – Я дернула беби за буддистскую концептуальную косичку.
– А есть здесь еще что-нибудь?
– В каком смысле?
– Ну какие-нибудь другие места… Где нет людей.
– В каком смысле?
– Где можно еще покататься. И чтобы никого не было…
– Горы большие. – Я неопределенно пожала плечами. – Наверное, кое-что и может отыскаться.
– А давай поищем! Нет, правда! Разве тебе не хочется, чтобы не стояло глупых вешек и чтобы никто не путался под ногами? Чтобы только ты и снег.
– Хочется, – я прикрыла глаза, – хочется.
…Вечер и ночь с беби оказались такими же феерическими, как и предыдущие, а раннее утро в одиночестве – таким же кошмарным. Вечер и ночь были посвящены ее многочисленным друзьям, кого только не прибивало к лазурному берегу маленькой чертовки! Индейцы чероки, эмигрировавшие в Трансильванию, тибетские монахи, один философ-структуралист и два гомосексуалиста, группа стеклодувов из города Гусь-Хрустальный, морячок, с которым беби целовалась в тамбуре скорого поезда «Адлер – Питер», шпагоглотательница, крупный европейский писатель («он меня облапал на одном банкете, только тсс!»), диджеи и виджеи, французский шансонье средней руки, и только о Владе…