Король торопливо понизил налоги, но стало еще хуже – не зная, чего ожидать от непредсказуемого монарха и по привычке ожидая худшего, селяне повалили в Винессу целыми толпами. Экономика зашаталась, но, на счастье Наума, Стармин наводнили беженцы из Атрии, небольшого северного королевства, где на троне восседал не менее бестолковый самодержец. Не успели они обжиться на новом месте, как уверовавший в себя Наум снова повысил налоги, и беженцы незамедлительно последовали за коренным населением. Помимо того, Наум ввел денежную реформу (вдвое обесценившую белорский кладень), принял закон о храмовых землях (с благословения Всерадетеля, главного священнослужителя Белории, Науму объявили всеобщую анафему, провозглашаемую трижды в день во всех храмах), ввел и сразу отменил право первой брачной ночи (из-за катастрофического роста венерических заболеваний), измыслил дополнительный налог на лошадей (несчастных животных охватила эпидемия), а также совершил множество прочих, не менее славных деяний, повергших светлые умы Стармина в глубокое уныние.
Я красочно изложила Учителю честное мнение о работодателе и тут же испытала на себе все прелести психосоматической блокады. Я пальцем не могла шевельнуть, а Учитель бегал по комнате, возмущенно развевая бородой, и воздевал руки к потолку, словно призывая Высший Разум полюбоваться моей глупостью, – дескать, не может быть для магички большего счастья, чем обретаться при дворе и исполнять королевские прихоти.
– Когда ты доживешь до моих лет, то поймешь, что я желал тебе только добра!
– А если не доживу? – Мне потребовалось всего несколько секунд на деактивацию заклинания, чего Учитель никак не ожидал: осекся на полуслове и недоуменно повернулся ко мне.
– Ты так быстро справилась с нейтрализацией?!
Я пристыжено кивнула.
– Но это... великолепно!
Я мрачно смотрела на Учителя, не разделяя его восторга. Чтоб ему провалиться, диплому с отличием. Будь я заурядной троечницей, уже ехала бы в Догеву, а весь педагогический состав рыдал от радости – хвала богам, избавились наконец! Так нет же, нашему самодержцу подавай товар первого сорта!
– Целых два года! – не могла успокоиться я. – Лучшие годы жизни – королю под хвост!
– Потому и лучшие, что обеспеченные, – с фальшивым оптимизмом заверил меня архимаг. – Не будет стажировки – не будет записи в дипломе. Не будет записи в дипломе – не сможешь официально считаться магичкой. С догевской записью – тем более.
– А нельзя ли как-нибудь сократить срок? Хотя бы до одного года?
– Поздно. Школа в моем лице заключила с королем контракт. Он не может быть разорван тобою.
– А вами?
Он назвал сумму неустойки. Я уважительно присвистнула. Сомнительно, что мне удастся скопить эдакие деньжищи и за пять лет подобной службы. Тем более я слышала, что честный труд оплачивается во дворце из рук вон плохо, а брать взятки за вовремя закрытые глаза мне претило.
– И когда я должна приступить к этой, прошу прощения, работе?
– С завтрашнего дня.
– Что?! – возопила я еще горестней. – А выпускной вечер?!
– Вечер же сегодня, – недоуменно сдвинул брови Учитель.
– Вот именно! А завтра будет выпускное утро!
Старый маг осуждающе покачал головой:
– Тебе что важнее – гулянка или первая настоящая работа?
– Я этой гулянки десять лет ждала! Я, может, только ради нее в Школу и поступала!
– Вот что, глупая девчонка, иди-ка ты отсюда, пока я тебя снова в первоклашку не превратил, а то и в кого похуже, – устало сказал Учитель. – Раньше надо было думать. Лекции пропускать, учиться на двойки. А теперь будь добра соответствовать званию дипломированного специалиста.
Я злобно развернулась на каблуках и почти побежала к выходу. Еще неизвестно, кто кого превратит! Эх, поспешила я с блокадой; стоять бы Учителю в музее рядом с чучелами, пылью обрастать, первокурсниц бы к нему на экскурсию водили...
– Да, еще...
Я остановилась в дверях, слишком сердитая, чтобы оглядываться.
– Насчет экзамена – я поставил тебе “отлично”. Молодец. Вот уж не ожидал – с твоим-то неприятием легких путей и напрашивающихся решений! – Учитель одобрительно хмыкнул. – Я был уверен, что ты не воспользуешься Миртоном. Даже зеркала не заготовил. А зря, как оказалось.
Прежде чем я успела осмыслить это заявление, дверь захлопнулась, наподдав мне по ягодицам.
Выпускной вечер был безнадежно испорчен. Не радовала ни еда, ни впервые разрешенный хмель, ни новое серебристо-синее шелковое платье, сшитое догевскими портнихами, – прощальный подарок Лёна, повергнувший в черную зависть добрую половину выпускниц (наверное, эта половина была недостаточно доброй). Вдохновенная и возвышенная речь Учителя, расписывающего прелести ожидающего нас трудового пути, не вызвала у меня ожидаемого энтузиазма. Воздержавшись от аплодисментов – потолок актового зала и так грозил рухнуть – я тихонько выскользнула на улицу. Стянула намозолившие туфли, прошлась голыми пятками по теплой земле, постояла у ограды, любуясь звездами и уходящей вдаль дорогой, тускло светящейся под луной.