Ему повезло. Подле стоянки промышлял мелкими услугами «подай да принеси» шустрый паренек лет четырнадцати. Он живо сообразил, что пижонски разряженный обломок, пахнущий дорогой (того и гляди, контрабандной) кельнской водой, кофеем и чуточку спиртным, не желает катить на таксомоторе, а желает прогуляться пешком – и с готовностью вызвался в провожатые.
Иван тайком перевел дух. Похоже, что изменчивая эвисса Фортуна была к нему сегодня благосклонна.
Форейторы, оставшиеся не у дел со своими дьявольскими экипажами, сердито смотрели вслед обломку и мальчишке, но тем было на них начхать. Иван к неудовольствию окружающих давно привык, пареньку же был обещан за труды целый двойной карт. И не какой-нибудь мятой бумажкой, а настоящей серебряной монетой. После чего пройдоха готов был тащить Ивана до любого уголка в Арине хоть на себе… воображая возчиков вместе с их транспортными средствами и неудовольствием в известном всякому месте.
* * *
От родного Ивану приморского Гелиополиса, имеющего двухтысячелетнюю историю, этот трехсотлетний городок отличался разительно. Особенно хорошо это заметно было в архитектуре. Принцип, которого придерживались здешние градостроители, казался Ивану непривычным, а подчас и странноватым. Место обычных для Гелиополиса каменных заборов высотой по плечо занимали в Арине живые изгороди не выше пояса. А место высоких домов, отделанных мрамором, украшенных барельефами, кариатидами и колоннами – увитые виноградом приземистые строения. В лучшем случае двухэтажные. Их плоские крыши оккупировали полосатые шезлонги, висячие цветники и разборные беседки.
Большинство улиц были столь узкими, что встреться там на беду два привокзальных таксомотора, одному из них пришлось бы карабкаться на стену или изгородь. А иначе не разъехаться. Многочисленные цветочные клумбы не тянулись вдоль тротуаров строгими грядками, а были сложены из дикого камня в виде горок. Подчас довольно сложной формы, с обязательным ручейком, премило стекающим по склону. Все, все не то. Даже лампионы на низких столбиках – рукой дотянешься до макушки – не гроздьями по три-пять, а одиночными шарами. И не бело-матовые, а прозрачные. Здесь почти полностью отсутствовали скульптуры, изображающие богов и героев. Зато бронзовых бюстов видных горожан наблюдался очевидный избыток. И все они были почему-то на одно лицо – бородатые и значительные, с глазами, прозревающими недоступное для простых смертных далёко. И все были великолепно надраены. А может, и вовсе – позолочены. От них стаями прыскали солнечные зайчики.
И общая атмосфера, конечно. Запахи, звуки, а особенно люди: малочисленные, малоподвижные. Не ходят, а прохаживаются, не разговаривают, а беседуют. Подавляющее большинство – хорошо одетые, упитанные одноименные. Колоны встречались редко. Как почему-то и дети.
«Провинция», – умильно думал Иван, вглядываясь в прошитые солнцем кроны деревьев. Там – он открыл это с детским радостным изумлением – прятались фигурки дриад, любовно вырезанные из сердцевины белого клена, не темнеющей от воды и времени. «Очень благополучная сонная глубинка. Разросшаяся деревушка, возомнившая себя чем-то бульшим».
Однако чем дальше они уходили от вокзала, тем больше Арин походил на город. Улицы расширились. Дома подросли, стали строже и сомкнулись плечами. Начали встречаться кое-какие магазинчики и кафе, откуда аппетитно тянуло специями и жареным мясом. Бюстов заслуженных аборигенов, впрочем, не убавлялось.
Несколько раз Иван слышал в отдалении пофыркивание автомобилей, а однажды их обогнал ладный тонконогий жеребчик, гнедой в яблоках, впряженный в легкую бричку. Под хвостом у него потешно болтался холщовый мешок: тоже для «конских яблок», но не тех, что на шкуре. Управляла экипажем миниатюрная сухонькая старушка, одетая немного легкомысленно. Тесный бордовый френчик, лосины цвета топленого молока с серебряными лампасами, низкие желтые сапожки и шляпка с короткой вуалеткой. Наряд ей был, грубо говоря, не вполне по возрасту.
Поравнявшись с ними, старушка (при ближайшем рассмотрении оказавшаяся похожей лицом на карликовую гарпию) придержала скакуна и, жутковато улыбаясь, помахала Иванову гиду хлыстиком. Крикнула:
– Как дела, Вик?
Парнишка показал ей большой палец. Старуха задорно подмигнула и стрельнула на имяхранителя быстрым заинтересованным взглядом. Иван с нею раскланялся. Получилось вполне сносно, не придрался бы даже дворцовый церемониймейстер. Кивнув в ответ, старушка тронула вожжи.
– Занятная дама. Старая знакомая? – вполголоса поинтересовался Иван.
– Угу. Старая-престарая. Лет сто, – отозвался Вик.
Иван с деланной строгостью погрозил ему пальцем.
Улица вильнула, расширилась и обернулась небольшой площадью. Посреди нее располагался фонтан в виде трех играющих кошек. Его окружали каменные скамьи и кусты, подстриженные конусами и шарами. Ворковали голуби. Ивану показалось, что крылья у птиц аккуратно подрезаны. Он справился у мальчишки, так ли это.
Оказалось, что глаза его не подвели. Голубей в Арине действительно отлавливали и, как выразился Вик, «окультуривали», чтобы те не пачкали сверху памятников и фонарей. Этим занималась особая коллегия при городском управителе – та же, которая драила бронзовые бюсты. Отпихивая ногой особо навязчивого сизаря-попрошайку, Иван решил, что не удивится, если вдруг выяснится, что у всех здешних кошек клыки и когти в приказном порядке надежно затупляются. В интересах птиц.
– Пришли, – сообщил Вик. – Вон туда вам. Может, мне подождать? Еще куда-нибудь провожу.
Иван неопределенно пожал плечом, сказал «как хочешь», расплатился с ним и широким шагом направился к цели своего путешествия.
Снаружи «Эспадон» был мал – две недлинные витрины по бокам от входной двери. Внутри же он оказался довольно просторным. Сначала вошедшие попадали в большой круглый зал шагов сорока в диаметре. Ошибиться в размерах было легко, большую часть помещения занимали остекленные шкафы в медных переплетах, полные остро отточенной стали. Эффектно подсвеченная, она горделиво возлежала на темно-синем, почти черном бархате с благородными переливами, и Ивану сейчас же захотелось ее купить. Всю, сколько ни есть. Ну, на сколько денег хватит. А ту, на которую не хватит, украсть.
В высокую, стрельчатую арку был виден следующий зал, и там тоже стояли стеклянные ящики. Но и тот зал, создавалось ощущение, был далеко не последним.
Отовсюду, замершие в разных позах и различно вооруженные, Ивану слали шальные взгляды оптумы – оптические фантомы, порождения хитрых световых проекторов. Все они имели лицо и фигуру его заочной знакомой, обворожительной амазонки из рекламной тумбы.
Иван сошел с порога.
Дверь за его спиной мягко притворилась, звякнув колокольчиком. Навстречу Ивану стремительно покатился улыбчивый человечек. Толстенький, лысоватый и очень подвижный. Будто капля воды, бегающая на раскаленной плите. Вероятно, то был сам владелец, дем Тростин. За ним по пятам следовал юноша, точно родной брат похожий на мальчишку, провожавшего имяхранителя по Арину. Разве что этот был чище одет да глаже причесан: с челочкой и завитками на длинных локонах. Может, сын или племянник, а может, и нет. Нравы в здешних местах, насколько помнилось Ивану, славились редкой свободой.
О том, что магазин принадлежит дему Лео Тростину, посетителей уведомляла табличка на двери. К сожалению, табличка не уточняла, где в фамилии следует ставить ударение. Опасаясь попасть впросак, Иван решил по возможности избегать приличествующих торговле долгих бесед. Пришел, выбрал, купил. Ушел. Все. Тем паче, беседовать не захотелось с первой минуты. Выглядел Лео никаким не львом, а сущим шарлатаном от торговли. Матерым жучищем, способным обвести вокруг пальца самого бога торговли Гермеса.