– Жалко, – сказал Иван. – Впрочем, ладно. Не за тем пришел, чтобы на королевну твою пялиться. Скажи-ка лучше, у кого ее отбил?
– А-а, вон ты куда клонишь… У кого отбил, тот не приревнует. – Логун внезапно замкнулся. Поерзал на стуле, кашлянул и предложил: – Давай-ка, Ваня, будем закругляться. Работы у меня невпроворот. Время на болтовню терять неохота. Тебя это дело вряд ли еще каким боком коснется. В сыскной полиции ты, вроде, тоже не состоишь. Так что забудь. А о себе я сам позабочусь.
– Позаботится он! Сомневаюсь. А знаешь что? Ты найми меня, – предложил Иван, не торопясь прощаться. – Имяхранителем. Чтобы с полноименным разделаться, не обязательно его убивать. Ноктиса прикончат – сам в петлю полезешь.
– Мое Имя за ограду не ходит. А внутрь двора еще попасть надо. Кобелей видал?
– Видал, – сказал Иван. – Страшные. Только зря ты на них рассчитываешь. К твоему сведению, у самок горгов течка круглый год, и простые псы от их запаха с катушек полностью соскакивают. Это первое. Второе, охотятся горги чаще всего стаей, когда двое – кобель и сука, когда трое – сука и два кобеля, а соображают быстрей иного человека. Подытожу. Поскольку неизвестный враг с твоим скверным характером хорошо знаком, значит, обитает где-то рядом. Не сам, так его сообщник. Возможно, совсем под боком. Дворня у тебя многочисленная, подмастерья, молотобойцы… Глядишь, лунной ночкой отопрет один из них ворота, посвищет особым образом, и…
На счастье полноименных, особого свиста, вызывающего горгов, в природе не существовало. Однако знать об этом Логуну было вовсе не обязательно. Пуганая ворона куста боится. Поэтому настращать мастера следовало покрепче. Раз уж самому присмотреть за ним не получится.
– Сук заведу, – отрезал Логун. – Прямо завтра.
Он поднялся и смотрел на Ивана с нетерпением.
– Последний вопрос, – сказал Иван, укладывая мечи в сумку. – Ты был готов ручаться, что целых триста сорок лет Логуны не производили пламенеющих клинков. Охотно верю. А раньше?
– Трудно сказать, – буркнул оружейник. – По преданию, первооткрыватель белой бронзы Симеон Лог жил довольно долгое время за Пределами. Похоже, был там обвинен в колдовстве. Ну, для полноименного не удивительно. Бежал на Перас. Чего и сколько он на Гее наковал, неведомо. Но запрет делать фламберги идет как раз от него. Наверное, причина была…
– Симеон был полноименным? Как и ты? Чудно! Так ведь, кажется, по наследству Имя не передается?
– Мужчины в нашем роду полноименные поголовно, – на удивление бесчувственно выговорил Логун.
Нет, он не хвалился, однако и не горевал. Признавал факт, и только.
– Такое вот фамильное уродство. Слушай, Ваня… я, правда, устал от тебя и твоих расспросов. Уйдешь ты когда-нибудь?
Иван допил выдохшийся квас, вставая, подхватил звякнувшую сумку.
– А кистенек оставь, – буркнул Логун, – починю. Через неделю подъезжай за готовым. Лучше прежнего станет. И денег не возьму.
– Ты все же пораскинь мозгами на досуге, – посмотрел ему в глаза Иван. – Может, наймешь-таки меня, а?
– Ступай, говорю, – отмахнулся мастер.
* * *
День едва перевалил за половину. Погода стояла как на заказ: тепло и безветренно. Тонко, словно откуда-то издалека доносились ароматы цветущего сада. До обратного экспресса было еще долго, да Иван и не решил пока, уедет ли сегодня вообще. Слишком острыми были его воспоминания о минувшей ночи. И, выражаясь фигурально, отпечатки копыт проклятого минотавра вели почти наверняка в Арин.
Он брел, не обращая внимания на то, куда несут ноги. Улицы были пустынны – только вездесущие бюсты да почти неотличимые от них городовые, позевывающие в обманной позе «рвение и бодрость на посту».
«Все вы тут одним миром мазаны! – с неожиданным раздражением подумал Иван. – Болваны сонные. Обыватели. Вас заживо резать будут, а вы только на другой бок повернетесь, да захрапите громче».
Ему вдруг неудержимо захотелось всколыхнуть этот дремотный плес, устроить какую-нибудь шалость. И он не стерпел. Дождавшись момента, когда поблизости совсем никого не оказалось, он воровато оглянулся и нахлобучил на макушку некоему «славному гражданину Арина эву Титу Комнину» панаму-кораблик. Иван соорудил ее из газеты, купленной у мальчишки-разносчика еще утром. Газета называлась «Аринский колбасник». За смешное название и купил, читать он ее не собирался. Кровянисто-красная надпись, образованная цепочкой стилизованных сосисок, гордо украсила борт бумажного корабля, только что сошедшего со стапелей. Панама села залихватски, набекрень. Вкупе с устремленными в вечность очами, пушистыми бакенбардами и мясистым носом она придала лицу эва Комнина препохабное выражение.
Иван коротко гоготнул, сконфузился и поспешил спастись бегством.
«Все-таки есть вещи, которые нас, перионов, объединяют», – думал он с ноткой сентиментальности несколько минут спустя, усаживаясь на монументальную скамью из теплого камня дендронита. Скамья была совсем такой, как многие тысячи ее сестер в любом из населенных мест внутри Пределов. Высокая прямая спинка с орнаментом из двухголовых рыбоящеров поверху, неудобные подлокотники, вытертое низкое сиденье. И привычен был платан, под которым она размещалась, и ароматный капустный пирог, с которым Иван собирался на этой скамье расправиться, тоже был вполне привычен. Холостяцкий перекус на бегу.
Неся в каждой руке по большой чашке с поднимающимся парком, к нему подошел дородный продавец съестного, предложил:
– Пить что-нибудь будем? Зеленый чай? Пивной шоколад?
Еще минуту назад пирожник разглядывал проголодавшегося обломка с подозрением, но, очарованный его щедростью (чаевых по обыкновению Иван не пожалел), моментально сменил отношение на противоположное.
Что представлял собою загадочный пивной шоколад, можно было только догадываться. Какао, сваренное на пиве? Брага, «гулявшая» на шоколаде, а сейчас подогретая? Что-то еще более экзотичное? Осторожный Иван предпочел не экспериментировать. Искать потом в чужом городе отхожее место, опасливо вслушиваясь в бормотание взбунтовавшегося кишечника, – слуга покорный!
– Чай, сахару побольше, – пробормотал Иван, энергично жуя. – Кстати, милейший, я слышал, Арин славен колбасами? Парочку сарделек с горчицей не соорудите? И еще пирога.
Пирог был хорош!
– Зеленый чай с сахаром? – пирожнику почти удалось скрыть недоумение. – Изволите вприкуску? У меня отменный тростниковый рафинад.
Иван изволил. Рафинад оказался и вправду отменным. Брошенный в чай, он растворился мгновенно. Иван с безмятежным видом помешал в чашке серебряным карандашиком, улыбнулся насупленному толстяку и принялся за обжигающую сардельку.
Смакуя взятую на десерт трубочку с взбитыми сливками, он поглядывал в спину удаляющемуся пирожнику. Тот катил свою благоухающую выпечкой тележку как раз туда, где давеча один вероломный гость Арина непочтительно созоровал над бюстом уважаемого Тита Комнина.
Потом мимо Ивана прошествовал городовой. Мина у блюстителя порядка была самая значительная, Иван условно присвоил ей наименование: «неусыпное рвение и выдающаяся бодрость на посту, возымевшие результатом пресечение закононарушения». В брезгливо отставленной руке он нес злосчастную газетную шляпу. На взгляд имяхранителя, городовому стоило бы больше внимания уделить не бумажному головному убору, а подозрительному обломку с еще более подозрительной сумкой.
Когда городовой с «Аринским колбасником» скрылся из виду, Иван закинул ногу на ногу и начал размышлять. Итак, что мы имеем помимо сарделек и пирога в желудке? Логун его выслушал, согласился с выводами, а после – скоренько выпроводил. И это вместо того, чтобы обдумать совместно дальнейший план защиты от новых нападений. Более чем вероятных. Не совсем понятно и совсем нелогично. Иван, конечно, мог махнуть на старого упрямца рукой, несмотря на свою к нему симпатию. Несмотря даже на то, что против оружейника пытались нахально использовать его самого (чего прощать, в общем, не следует)… если бы Логун не был полноименным. Вполне реальная угроза для Имени Логуна – вот что не давало имяхранителю успокоиться, сесть в обратный «сквозной» и забыть Арин надолго. А лучше навсегда.