– Мистер Альберт и господин Самойлов могут быть совершенно спокойны. – Стиллнайф приложил руку к сердцу. – Наша сторона не давала и не даст поводов к разочарованию.
– Тогда за дело, господа! – уже мягче усмехнулась Розалия, собираясь уходить.
– Как?! – Стиллнайф поднялся со своего места и изобразил огорченную мину. – Вы нас покидаете? Какая досада! Вы – истинное украшение этого скучного мира, и ваш уход делает нас глубоко несчастными.
– В самом деле! – игриво заулыбался хозяин виллы. – Я надеялся, что вы с нами еще посидите, теперь уже в неофициальной обстановке. С делами разобрались – почему бы не повеселиться?
– Бесконечно огорчена тем, что не могу ответить согласием, – разведя руками, вежливо улыбнулась Розалия. – Но дела службы, знаете ли… Ровно через полчаса, и ни секундой позже, я обязана быть в главном офисе концерна. Наш девиз – точность, обязательность, компетентность, преданность, так что – увы… Желаю успехов!
– Я ее вижу уже пятый или шестой раз, но до сих пор почти ничего не знаю о ней, – задумчиво глядя ей вслед, сказал Стиллнайф, обращаясь и ни к кому, и ко всем сразу.
– Я о ней кое-что слышал, – наливая себе вина, сообщил Шнобель. – Таких баб в Москве единицы. И по фасаду… Какая у нее грудь, какие глазищи! И по мозгам. Она училась в МГИМО, одна из лучших выпускниц, на английском и испанском говорит, как на родном. Была замужем за сыном какого-то бугра из президентской администрации. И вот, имея такую жену, тот дебил полез на секретаршу своего папаши. Ну, развелись… А потом она влетела в какую-то историю. То ли сама сглупила, то ли бывший муженек подставил, то ли еще кто… Что-то, связанное с наркотой. Ну, не знаю я обстоятельств, но только, с одной стороны, ей зона лет на десять светила, с другой – блатные собирались голову снести. И вот тут появился этот самый Альберт. Он в момент все уладил, и теперь она пашет на него, как египетская рабыня.
– Он с ней спит? – закуривая, подмигнул Самойлов.
– Самое смешное, что нет. Неизвестно, спит ли он вообще. Вот о нем я ничего не знаю. Человек-загадка. Это машина для зарабатывания бабок где угодно и как угодно. Все перед ним на цыпочках. У кого мужья, жены – терпит. Мужик, баба на стороне – выгоняет. За выпивку тоже. У него весь штат – как роботы… да ну его к черту! И ее, раз ушла. Будем квасить сами. За все хорошее!
ГЛАВА 4
Сидя в кресле авиалайнера, Гуров вспоминал недавнее расставание с Марией. Она, конечно, была огорчена. Но долгие годы совместной жизни приучили ее к резким переменам житейских планов, к внезапным отъездам и нескорым возвращениям вечно занятого супруга. Она уже потеряла счет несостоявшимся походам в гости, поездкам на природу, к морю… Когда Гуров появился на пороге, она, лишь мельком взглянув, сразу же все поняла без слов.
– Куда на этот раз? – Мария старалась говорить спокойно, без обиды в голосе и укора.
– А-а… – Ее слова застали Гурова врасплох, и он на какое-то время даже забыл заранее заготовленную покаянную речь. – В Сибирь. Но это так, ничего особенного… Обычная инспекционная поездка, обычная рутина.
– Лева, ты только не старайся меня обмануть, – прервала его Мария. – Я ведь давно уже знаю, что в переводе на русский язык все тобою сказанное звучит примерно так: поездка ответственная и опасная. Кстати, рада тебе сообщить, что послезавтра наш театр отправляется на гастроли именно по городам Средней Сибири. Может, хоть там побываешь на наших спектаклях? Видишь, я, как жена декабриста, спешу вслед за мужем. Или ты не рад?
– А что ж это вас понесло в Сибирь, если вы собирались ехать в Австралию? – досадливо хлопнул руками Гуров.
– В Австралию мы тоже едем, но осенью. Что-то не связалось в МИДе и Минкульте. А что это ты так помрачнел? Да-а… Похоже, и впрямь тебя ожидает сплошная «рутина»… Лева. – Мария обняла его, едва сдерживая себя, чтоб не разреветься, что с ней случалось не так уж часто. – Прошу тебя о том же, о чем просила всегда: зря не рискуй, будь очень осторожен. Обязательно-обязательно вернись! Не знаю почему, но у меня не очень хорошие предчувствия.
Смахнув слезу, хитрой лазутчицей прорвавшуюся через редут густых ресниц, Мария пошла собирать дорожную сумку мужа. Гуров чувствовал себя виноватым, хотя в чем он мог себя упрекнуть? Но, как бы там ни было, та единственная крохотная слезинка теперь увесистым камнем лежала на его душе. «Ну все, хватит терзаний! – в конце концов прикрикнул он на самого себя. – Не барышня кисейная, а расчувствовался – дальше некуда. Уж что выросло, то выросло. Закончим этот эпизод, на пару недель выбью отпуск. Поедем к морю… Как мы давно там не были!..» Он закрыл глаза и представил расстилающийся до горизонта безбрежный изумрудный водный простор. В шуме гудящих за бортом двигателей самолета ему послышались плеск волн, крики чаек, гудки белоснежных теплоходов, проплывающих вдали…
Неожиданно Гуров поймал себя на том, что на его лице прочно обосновалась мечтательная улыбка, которая со стороны могла показаться не вполне уместной. Спешно согнав ее, Гуров осторожно покосился в сторону Стаса. Тот сидел рядом, воюя с очередным сканвордом и попутно прислушиваясь к важным речениям дамы с бусами. Дама со значительной миной назидательным тоном пересказывала своей соседке, круглощекой крепышке лет восемнадцати с длинной толстой косой, всякие разности из жизни высшего света – вновь созданных в крупных городах дворянских собраний.
Стас, которого ехидная реплика этой дамы насчет клиники Кащенко задела за живое, терпеливо дожидался момента, чтобы наконец отыграться. Дождавшись конца повествования о визите в Москву очередных августейших особ, Крячко пренебрежительно хмыкнул.
– Поду-у-маешь, невидаль! – придав лицу то же выражение, что и у дам, заговорил он. – Вот у нас на Дону объявился прапраправнук Стеньки Разина… Нет, не Андрюша из «Ласкового мая». Кстати, вы, наверное, – обратился он к девушке, – уже и не помните про этот эстрадный отстой? Так вот, наш настоящий Разин решил продолжить семейный бизнес – брать на абордаж сухогрузы и туристические теплоходы, кидать в «Волгу» последней модели персидских царевен. А еще хочет довершить начатое прапрапрадедушкой – взять приступом Симбирск, ныне Ульяновск. У дедули-то со взятием города облом получился.
– Неужто штурмовать собирается? – Девушка с недоверием смотрела на разошедшегося Стаса.
– Зачем? – вдохновенно расписывал Крячко. – Не тот уровень, не та эпоха. Он, как наши думские депутаты, выйдет на площадь и изобразит сердечный приступ патриотизма. Народ у нас жалостливый, сразу определит его в губернаторы. А то и повыше…
Догадавшись наконец, что он просто прикалывается, девушка, едва успев прижать ладонь к губам, быстро отвернулась к окну, и лишь по подрагиванию плеч можно было догадаться, что она беззвучно хохочет.
– Боже, какую чушь вы несете! – со скорбным возмущением завздыхала дама.
– Стас, ну хватит, хватит! – Гуров похлопал его по плечу, давая понять, что не стоит излишне усердствовать, даже если очень хочется поквитаться за задетое самолюбие.
Однако Стаса, что называется, понесло, и остановить его было не так-то просто.
– А вообще… – Крячко изобразил мечтательную гостеприимность. – Будете проходить мимо Кащенко – милости прошу. У нас так хорошо. Пижамы от Зайцева, смирительные рубашки от Версаче, кляпы от Кардена…
Кое-кто из соседей, слушая разглагольствования Стаса, фыркал в кулак, не желая обижать вконец рассерженную даму. Вошедший в раж Крячко, собираясь выдать что-нибудь еще из своего бездонного арсенала, вдруг наткнулся на осуждающий взгляд Гурова и, пожав плечами, – мол, уж и пошутить нельзя – снова углубился в сканворд. Через пару минут он откинулся в кресле и безмятежно задремал.